Юрий Виппер - Том 8. Литература конца XIX — начала XX вв.

Обсуждение философских проблем в «Таис» оттесняет в сторону развитие сюжета и становится едва ли не центральным моментом романа. А сам сюжет выглядит как своего рода «пример», иллюстрирующий авторский тезис. В главе «Пир» описан философский диспут, в котором сталкиваются различные точки зрения на мир, разные системы — гедонизм, скептицизм, стоицизм. Но атмосфера духовной опустошенности, ощущение приближающегося конца, порождающие всепоглощающий скептицизм одних или стоицизм других, — это не столько Александрия, сколько современная писателю Франция, переживающая острый духовный кризис и ищущая выхода из него.

На рубеже 80–90‑х годов настроения разочарования и пессимизма задевают и Франса. Вера в непреходящие ценности — в величие разума и нетленность красоты — сосуществует в его сознании с сомнением в возможностях человека, в целесообразности его бытия (книга «Сад Эпикура», 1894). Но эти горькие сомнения носят не абстрактно — умозрительный характер, а питаются наблюдениями над действительностью Третьей республики.

В литературе о Франсе велись и до сих пор ведутся споры о том, когда совершился перелом во взглядах писателя, когда поклонник античности, «эпикуреец и эстет», как называли его современники, превращается в остросоциального писателя, публициста, общественного деятеля. Дело здесь, конечно, не в точной дате. Франс всю свою жизнь искал, сомневался, принимал решения и отбрасывал их в поисках новых. Безусловно, однако, что к концу 90‑х годов перелом во взглядах Франса в основном завершился. Шел к нему Франс исподволь. И уже в его романах об аббате Куаньяре очень заметны перемены по сравнению с «Преступлением Сильвестра Бонара» и «Таис».

В «Харчевне королевы Гусиные лапы» и «Суждениях г-на Жерома Куаньяра» (1893) много общего с прежними книгами Франса. Здесь та же любовь к истории, но история, как и прежде, не становится главным объектом изображения: главное в романах о Куаньяре размышления о современности, об устройстве мира, о возможностях и путях его изменения. В центре романов — снова размышляющий герой. Но наделенный аналитическим умом бродяга — аббат, вынужденный зарабатывать себе на хлеб, наблюдает жизнь не из своего кабинета, а соприкасается с ней непосредственно изо дня в день.

«Харчевня» построена как авантюрный роман, где различные приключения, любовные интриги, случайные встречи дают пищу для размышлений аббата, и обе стихии — действия и размышления — сосуществуют на равных правах. В этом плане роман очень напоминает философскую повесть XVIII в., в которой сюжет и персонажи призваны были подтверждать или опровергать определенные философские тезисы. В «Суждениях» условный сюжет отбрасывается, и автор «нанизывает» одну за другой беседы аббата со своим верным учеником Жаком Турнеброшем, пользуясь простым приемом сцепления, особенно не заботясь о том, чтобы найти поводы для этих бесед. Эта двуплановость структуры произведения, выразившаяся даже в том, что «Суждения» существуют как отдельная «дополнительная» книга, своего рода веха на пути поисков новых художественных синтезов, в которых эта двойственность могла бы быть преодолена.

Действие романов об аббате Куаньяре происходит в XVIII в. Но исторический колорит здесь совершенно условен, и под реалиями века Просвещения легко угадывается действительность конца XIX в. Поэтому можно смело сказать, что основная тема этих романов — изображение современности. Главной же проблемой, которую решает автор, является отношение мысли и действия. Для Франса начала 90‑х годов это отношение представляется как непреодолимое противоречие. Позже в своем личном опыте он сумел это противоречие преодолеть. Будучи писателем в большей степени рассуждающим, чем кто — либо из его современников, писателем, превратившим само размышление и рассуждение в объект художественного изображения, он стал действовать, осуществляя свои принципы и на деле защищая истину, обретенную в мучительных раздумьях о происходящем.

Решающим моментом в формировании позиции Франса — гражданина было дело Дрейфуса, которое сыграло огромную роль в становлении социального сознания французской интеллигенции. Именно тогда были заложены традиции политического вмешательства групп интеллигенции в общественные события, тогда и появилось во французском языке слово «интеллектуал» (I’ntellectuel), в первое время воспринимавшееся как презрительная кличка, данная дрейфусарам их противниками.

Дело Дрейфуса раскололо интеллигенцию на два лагеря: с одной стороны, «Лига французской родины» с Леметром, Барресом и Брюнетьером во главе, с другой — «Лига прав человека и гражданина», возглавленная Золя. Франс без колебаний выбрал лагерь дрейфусаров и стал играть в нем заметную роль. Именно в ходе «дела» был поколеблен пессимизм писателя, именно с этого времени он навсегда связал себя с устремлениями и борьбой прогрессивно настроенной французской интеллигенции.

Поиски нового эстетического осмысления мира, начатые в романах об аббате Куаньяре, были продолжены Франсом в его тетралогии «Современная история», с которой писатель входит в XX в., впервые обращаясь к прямому социально — критическому анализу происходящего.

В «Современной истории», состоящей из четырех книг — «Под городскими вязами» (1897), «Ивовый манекен» (1897), «Аметистовый перстень» (1899), «Господин Бержере в Париже» (1901), несколько сюжетных линий, развивающихся независимо друг от друга, очень слабо выраженная интрига, множество персонажей. При всей мозаичности структуры, при всей разнохарактерности эпизодов, его составляющих, которые порой соединяются, казалось бы, по принципу механического сцепления, произведение это единое; это единство обеспечивается образом центрального героя цикла, но прежде всего позицией автора, его отношением к изображаемому.

Резко критическое отношение Франса к современности определилось уже к самому началу работы. Оно росло и крепло из года в год. В «Современной истории» окончательно утверждается и та форма критического изображения мира, которая оказывается определяющей для реалистического мастерства Франса, — сатирическое изображение действительности. Своеобразие франсовской «истории» в том и состоит, что эта история сатирическая. При этом характер осмеяния меняется по мере развития романа, в котором грустный юмор сменяется сатирой и гротеском.

Пожалуй, наиболее существенное отличие «Современной истории» от всего написанного Франсом ранее состоит в том, что декларативное начало, типичное для его философского романа, оттесняется здесь непосредственным изображением. И происходит это не потому, что «Современная история» перестает быть романом идей, а потому, что углубляется реализм писателя, облекающего свои представления о мире в живую плоть художественных образов. Наблюдая современность, предпочитая ситуации, подсказанные политической хроникой, тем, что создаются вымыслом, Франс синтезирует их в художественное целое, в котором частности политической жизни и борьбы приобретают обобщающий смысл. Но философски — рационалистическое начало, характерное для прозы Франса, и здесь играет важнейшую роль. Изображая современность, автор судит о ней с позиций прогрессивно настроенного интеллигента. Господин Бержере, судья происходящего, конечно, тесно связан с франсовскими философами предшествующих лет. Но его образ претерпевает те же изменения, что и вся повествовательная манера Франса в целом. Он появляется в «Современной истории» не только для того, чтобы высказывать остроумные сентенции, часто близкие франсовским: он живет в романе. И в определенном смысле книга — это история прогрессивной французской интеллигенции конца века с ее неприятием окружающего, тягой к народу, сознанием необходимости борьбы с политической реакцией во всех ее проявлениях.