Филипп Матисзак - 24 часа в Древнем Риме

Честно говоря, претор уже устал слушать истерические вопли дочерей обвиняемого, которых привели в суд именно для этой цели. Девочки со взъерошенными волосами и залитыми слезами лицами цепляются за тогу отца и просят присяжных не осуждать его и не оставлять их сиротами в жестоком мире.

По случаю, тога отца черная (это цвет траура, и обычно такую тогу арендуют для похорон, а не для обвиняемых в судебном деле). Отец небрит, показывая миру, что он слишком обезумел, чтобы его можно было оставить рядом с бритвой, слезы текут у него по лицу, когда он приветствует своих друзей, коллег и даже случайных прохожих, умоляя их позаботиться о его драгоценных детях, если суд обратится против него. Это происходит уже час, и, хотя зрители, похоже, любят его, чиновники суда выглядят измученными.

Это даже не судебное разбирательство, это предварительное слушание. Претор присутствует потому, что он и есть закон. Его первая задача, обозначенная городским претором, заключалась в том, чтобы объявить, какой из законов, воплощенных в прецедентах, установленных его предшественниками, будет использован. Своими суждениями сегодня и всю оставшуюся часть года он будет принимать новые законы для грядущих поколений.

Поскольку городской претор сам не является адвокатом, он очень тесно консультируется с такими юристами, как Гай и его коллеги, прежде чем сделать важное заявление. Помимо всего прочего, император Адриан очень заинтересован в вопросах, касающихся законности, и амбициозный аристократ, который сейчас находится в кресле претора, не хочет, чтобы император считал его некомпетентным.

Эдикты суть постановления и предписания тех должностных лиц, которые имеют право их издавать. Право же издавать эдикты предоставляется должностным лицам римского народа; самое важное значение, однако, в этом отношении имеют эдикты двух преторов – городского и перегринского, юрисдикция которых в провинциях принадлежит их наместникам. То же самое относится к эдиктам курульных эдилов, юрисдикцию которых в провинциях римского народа имеют квесторы. В императорские же провинции квесторов вообще не назначают, а потому в этих провинциях такой эдикт не обнародуется.

Ответы знатоков (нрава) – это мнения и суждения юристов, которым позволено было устанавливать и творить право.

Вот почему он послал за Гаем. Первое, что он должен решить, – виновен ли обвиняемый в отравлении по доверенности, или же, совершив преступный поступок, рабыня действовала не как посредник. Есть некоторые вещи, которые вы не можете заставить делать даже раба. Если это сочтут одним из таких случаев, обвиняемый не может нести ответственность за действия своего раба, даже если он приказал ей совершить преступление.

Все было легче во времена Римской республики. Тогда раб был просто рабом – не более чем «говорящим инструментом», по формулировке – Катона Старшего.

Есть некоторые вещи, которые вы не можете заставить делать даже раба.

Однако в цивилизованном мире Римской империи закон признает, что рабство является неестественным, а те, кто подчиняется ему – по рождению или несчастью, – все же являются людьми, как и все остальные. Поэтому вокруг прав рабов и их отношений с хозяевами велось множество правовых споров. Например, хозяина могут принудить продать раба, с которым плохо обращались, а хозяин, который отказывается от больного раба, чтобы сэкономить расходы на лечение, будет осужден за небрежность. Если раб выздоравливает, он или она становится свободным.

Конкретно в этом случае, по мнению претора, рабыня прекрасно понимала, что приказ отравить кого-то был незаконным. Поэтому так как закон в наши дни признает, что рабы – думающие и рациональные люди, а не инструмент, ей надлежало сообщить о своем хозяине властям. Этот принцип, по которому раб может сообщить о хозяине, совершившем тяжкое преступление, восходит к Ранней Республике, когда раб по имени Виндикт сообщил о своем хозяине, который совершил государственную измену.

Этот раб доказал свою правоту и, как полагают, действовал правильно (вот почему в будущем тысячелетии считается, что человек, который действовал правильно, считается оправданным). Этот прецедент, считает претор, означает, что если рабыня, присутствующая перед ним сегодня, все-таки совершила убийство, то это было не из-за угроз, а потому, что отравление любовницы купца полностью соответствовало ее собственным намерениям. Таким образом, это была добровольная акция. Однако обвинители – семья умершей – также присутствуют и придерживаются другого мнения. Претор хочет выслушать мнение Гая, прежде чем он установит, что обвинение в отравлении по доверенности недопустимо по закону.

Итак, законом Элия Сенция постановлено, чтобы рабы, которые в наказание были заключены господами в оковы, клеймены горячим железом, допрашиваемы пытками за преступление и изобличены в совершении такового, равно и те, которые предназначены были бороться с дикими животными и брошены были или на арену цирка, или в тюрьму, а затем были отпущены на волю или тем же самым господином, или кем-либо другим, – пользовались теми правами, которые были предоставлены иностранцам, сдавшимся римскому народу.

В этом случае его осторожность вызвана тем, что человек, обвиняющий торговца, известен как хорошо разбирающийся в законодательстве. Хотя он якобы действует как друг семьи покойной, претор подозревает, что обвинитель никогда не встречал ни одного из них до того, как произошло отравление. Он, однако, известный соперник торговца, который находится на скамье подсудимых, и он не хотел бы ничего больше, чем удушить конкурента.

Это, кстати, было бы буквально. Если претор продолжит дело и торговец будет признан виновным, смертный приговор будет вынесен автоматически. Поскольку торговец – римский гражданин, он будет избавлен от зрелищного наказания на арене или ужасной смерти от распятия. Вместо этого заключенного отвезут в камеру Мамертинской тюрьмы, и там он будет быстро и бесцеремонно задушен палачом. Рабы затем подцепят труп на крюк и оттащат его к Тибру, где он будет сброшен в реку, как и остальной мусор. Эта мрачная перспектива, безусловно, достаточна, чтобы дочери торговца впали в истерику.

Гай пробрался сквозь многоголосую сумятицу толпы. Он уже осведомлен о фактах дела в общих чертах, и сейчас претор спешно рассказывает ему позиции обвинения и защиты. Юрист выражает согласие с мнением претора о том, что рабам нельзя приказать совершить преступление вместо хозяев. В противном случае Рим быстро скатился бы в анархию, поскольку хозяева смогли бы приказывать своим рабам грабить, избивать и убивать других по собственному желанию, пребывая в безопасности и зная, что они смогут отречься от своих рабов, если их поймают. Но возможно, рассуждает претор, и обратное. Мастер выступает в роли loco parentis – то есть ответственности за своего раба – и поэтому ipso facto несет личную ответственность за действия этого раба. Гай решительно качает головой. В Риме у рабов слишком большая свобода для того, чтобы этот подход был практически осуществим. Гай знает о рабах, которые сами управляют предприятиями, имеют собственных рабов и иногда не видят своих хозяев неделями. Фактически существует целый пласт коммерческого права, предусматривающий ответственность хозяев, в случае, если на бизнес-предприятиях, управляемых рабами, что-то пойдет не так, а также какие контракты раб может подписывать от имени своего хозяина без ведома самого хозяина. (Гаю не терпится свести эти законы в единый текст, как только он найдет на это время.)