Франц Фюман - Капитуляция [Kapitulation]

А юноша видел, что отец все стоит, наклонившись над ним, и не двигается с места. «Знаешь, я очень устал», — сказал юноша виновато. Он попробовал подуть на волосы, которые щекотали ему лоб. И вдруг он задрожал, ему стало холодно. «У меня, наверное, небольшой жар, — подумал он, — простудился вчера в лесу, на голой земле, в яме, поросшей ежевикой!»

— Принеси мне чаю! — попросил он.

Жандарм опустился рядом с ним на колени.

— Наверняка у него есть вещи, которые могут пригодиться, не пропадать же им, — сказал жандарм сам себе.

— Что ты на меня так смотришь, отец? — спросил молодой солдат.

— Почему у тебя такие большие глаза, отец? — спросил молодой солдат. Он увидел огромный глаз, чудовищный металлический глаз, этот глаз сверкал у отца на груди. И вдруг он громко закричал: «Отец, берегись, русский здесь! Он стоит у тебя за спиной!

Он поднял кулак! Он убьет тебя! О боже!»

Он увидел, как крестьянин с развевающейся на ветру бородой подходит все ближе и поднимает над головой отца огромный камень.

— Берегись, — закричал он, — беги, беги!

Жандарм увидел, как на губах юноши вздулись пузыри от последнего вздоха.

— Спасайся! — закричал солдат из последних сил.

Жандарм полевой жандармерии Якоб Каумиц увидел, как лопнули пузыри на губах молодого солдата.

— Это же жандарм, — вдруг сказал себе юноша.

Действительность вновь ворвалась в его сознание, как молния. Он ощутил ее, как острый луч, насквозь пронизывающий его мозг, и он закричал от боли.

И, рыча от боли, он увидел прямо над собой лицо жандарма. Это лицо неотвратимо надвигалось на него, неотвратимо, как месть. Молодой солдат увидел белки в приближающихся глазах, и вдруг он увидел, как эти глаза гаснут, и увидел, как жандарм падает.

«Солнце заходит, — подумал он. — Глаза гаснут».

Что-то сверкнуло, упало, рухнуло, взорвалось, ударило его всей тяжестью — это на его тело обрушился труп жандарма, и металлический нагрудный знак залила кровь.

Лейтенант отбросил в сторону камень, которым он пробил череп жандарма. «Извини, камрад, — пробормотал он, — но свидетели мне не нужны». Он снял мундир, фуражку и офицерский ремень и повернулся к молодому солдату. Он оттащил в сторону труп жандарма, расстегнул мундир молодого солдата, приподнял расслабленное тело умирающего, снял с него солдатский мундир и снова бросил труп на землю. Он снял солдатский ремень и фуражку, снял плакатик с надписью: «Я трус, отказавшийся защищать Германию от варваров», снял с его шеи оборвавшуюся веревку и надел петлю себе на шею. «Это мне пригодится у русских», — сказал лейтенант сам себе. Он надел на себя форму молодого солдата, она оказалась хороша ему. Потом он вынул бумажник из своего мундира, достал офицерское удостоверение, разорвал его, достал пачку фотографий и их порвал тоже, потом он вырыл яму в рыхлой лесной почве и закопал клочки. Закончив эту работу, он вытащил из мундира, который теперь был на нем, солдатскую книжку молодого солдата и прочитал то, что в ней было записано. «Антон Шельц», — прочитал он вслух, чтобы запомнить, и молодой солдат, который безмолвно умирал, вдруг услышал свое имя. И он закричал: «Здесь!»

«Профессия — студент художественной школы», — прочитал лейтенант и пробормотал: — «Ну что же, все правильно. Таких типов не жаль!»

— Антон Шельц — я! Здесь! — беззвучно прокричал студент художественной школы.

— «Родился 18 февраля 1926 года в Бермбахе, в Гарце, — продолжал читать лейтенант, расхаживая взад и вперед, чтобы лучше запомнить. — Антон Шельц, студент художественной школы, родился 18 февраля 1926 года в Бермбахе, в Гарце». — И, повторяя это, чтобы запомнить, он медленно уходил от высоты и думал при этом: «Уеду в Аргентину, если не повезет, завербуюсь в Иностранный легион. — И он повторял, запоминая: — Студент художественной школы, Бермбах, Гарц».

И умирающий видел, как лейтенант уходит, и тогда внезапно, напрягая в последний раз все силы ума и души, он все понял. «Боже, дай мне еще одну жизнь, я знаю теперь, что я должен делать!» Но тут он почувствовал, что последние силы оставляют его.

Перед его глазами предстала смерть.

— Не хочу! — беззвучно выдохнул он.

— Тебе больше не будет больно, — ответил вкрадчивый голос смерти.

— Я хочу жить! Теперь я знаю, зачем жить! — кричало его сердце.

Смерть встала перед ним, и ее тень, высокая, как вершина самого высокого дерева, скользнула по глазам молодого солдата. Но молодой солдат еще раз пересилил смерть. Тускнеющими глазами он увидел, как лейтенант вошел в лес с его плакатом на груди, с его петлей на шее, с автоматом за спиной, и он увидел, как из леса внезапно вышли русские и как лейтенант с петлей на шее и плакатом на груди заученным движением сорвал автомат с плеча и направил его на русских, и он увидел, как лейтенант упал, и он услышал грохот выстрелов, и он с благодарностью подумал: «Хорошо!» И тут тень с шорохом надвинулась на него, и со вздохом, погружаясь в ее темноту, молодой девятнадцатилетний солдат умер в богемском лесу, над которым в безоблачном небе сияло майское солнце.