Светлана Мышуста - Древний Египет. Женщины-фараоны

Однако чувства, испытываемые этой женщиной к фараону, касались лишь его одного. Не стоит забывать, что в гареме было немало женщин, каждая из которых ничего бы не пожалела для того, чтобы увидеть себя на месте Кэйе.

Остаться бессменной возлюбленной такого непостоянного и капризного мужчины, как Эхнатон, при постоянной угрозе своему положению как со стороны Нефертити, так и со стороны других обитательниц царского гарема, она могла только в том случае, если обладала решительностью, хитростью и гибкостью мышления, а также склонностью к продуманности и взвешенности действии. Возможно, именно этим и объясняется то, что ни Нефертити, ни другой из побочных жен владыки Египта не удалось пошатнуть положения, занимаемого ею в душе Эхнатона.

В последний, семнадцатый год своего царствования, фараон-солнцепоклонник принимает решение сделать Кэйе своим соправителем. Сам факт обладания царской властью женщиной в свете предшествующих событий не выглядит столь уж необычным и удивительным. Уникальность его заключается в том, что фараон не только пошел на подобный шаг добровольно, но и выбрал в качестве помощника по управлению государством не царицу или царевну как особ, ближе всего стоящих к трону, а женщину не только иноземного, но вместе с тем не знатного происхождения.

Поступок тем более странный, если вспомнить, что одни соправитель у Эхнатона на тот момент уже был.

Сменхкара, муж его старшей дочери Меритатон, был объявлен таковым еще три года назад. Молодые даже переехали в ненавидимые царем Фивы, чтобы попытаться навести между новой и прежней столицами шаткие мосты взаимопонимания.

И вдруг такое! Что могло способствовать возникновению такого, не поддающегося логике решения у Эхнатона?

Ряд ученых, занимавшихся данной проблемой (в том числе и Ю. Перепелкин), придерживаются мнения, что таким нетривиальным способом владыка Верхнего и Нижнего Египта хотел возвысить статус Кэйе до равного с положением, которое занимала в свое время Нефертити. Дело осложнялось тем, что венец, подтверждающий царское достоинство супруги фараона, уже носила главная царица, и бедному фараону ничего не оставалось, как водрузить на голову любимой подруги одну на своих собственных корон. Не отбирать же венец у Нефертити.

Возражения данному тезису следующие.

К тому моменту, когда Эхнатон решил сделать Кэйе фараоном, его первая супруга успела скончаться, и затевать весь сыр-бор не стоило, поскольку ничто не мешало частично овдовевшему мужу одеть венец, подобный носимому предшественницей, на голову своей второй жены.

Если же предположить, что Нефертити на тот момент была в полном здравии, то что могло помешать царю с ней развестись? Гем более, что подобная практика среди местного населения и знати имела место? Супруги проживали раздельно, на положении детей подобное разрешение конфликта скорее всего, не повлияло бы. Неужели развестись с женой для Эхнатона было более сложным и трудоемким делом, нежели объявить Кэйе фараоном?

Тогда почему он так поступил? Посмотрим на ситуацию, сложившуюся к тому моменту в стране, глазами царя-реформатора.

Сменхкара, по мнению фараона, повел себя в Фивах довольно-таки странно. Он усиленно общался с жрецами Амона и столичной знатью, питая их надежды на реставрацию прежнего величия старой религии и возвращения городу звания столицы. Эхнатон, удрученный критическим положением в делах государства, вызванных многочисленными ошибками его правления, допускал, что ради спокойствия в стране придется идти на некоторые уступки с прежними противниками, но о полной капитуляции и речи не велось! Возможно, он идеалистически считал, что оба религиозных центра будут сосуществовать, и верующие в то или иное божество будут приходить по своему выбору храмы Фив или Ахетатона?

Бесспорно одно: фараон и мысли не допускал о перемене столицы или отходе от религии, столь тщательно и заботливо им выпестованной, для блага которой он трудился не покладая рук.

Тутанхатон был еще слишком мал, чтобы можно было объявить его своим соправителем. Эхнатону нужен был не только взрослый, но и безгранично преданный ему и его божеству человек. В своем окружении он видел только одного претендента, отвечающим его повышенным требованиям, — Кэйе, и объявил ее фараоном.

Кстати, это еще один довод против мнения ученых, считающих ее матерью Сменхкары. Будь это так, муж никогда бы не сделал ее своим соправителем. Где гарантия, что мать и сын не объединят свои усилия против несчастного отца?

Видимо, полной уверенности в том, что его выбор будет принят египетским обществом, у Эхнатона не было, ведь Сменхкара также был отчасти фараоном, как его новый соправитель, и никто данный титул у него не отбирал (пока).

Два соправителя одновременно. Было над чем поломать голову не только фараону, создавшему этот запутанный клубок престолонаследия. но и всему египетскому обществу. В постепенно производимых заменах в титулатуре Кэйе, ее одежде с женской на мужскую прослеживается попытка царя повлиять на общественное мнение египтян, сделав его по мере возможности если и не позитивным, то хотя бы нейтральным по отношению к ней. На первых порах этого было бы достаточно.

Неизвестно, какие чувства она испытывала при столь знаменательном событии. К сожалению, не сохранилось документов, могущих разъяснить нам этот нюанс.

Конечно. Кэйе осознавала, каких высот достигла и попыталась в какой-то мере воспользоваться своей властью, правда, исключительно и личных интересах. Как уже говорилось ранее, исчезновение имени Нефертити из ряда надписей в Ахетатоне не следует рассматривать как проявление мести со стороны приверженцев Амона, ненавидевших все и всех, связанных с божеством Атона. У них было предостаточно времени, чтобы подойти к процессу уничтожения имени главной супруги Эхнатона тщательно и без ненужной спешки. А вот возлюбленная фараона могла захотеть воздать Нефертити по заслугам за свое длительное прозябание в тени, лишение того почета и положения, каким обладала первая супруга царя. Если бы не краткость правления Кайе как соправителя Эхнатона, возможно, ничто бы не помешало ей провести подобное «мероприятие» в полном объеме.

Государственными делами она, скорее всего, совсем не занималась и не столько потому, что по неопытности или слабой образованности мало что в этом понимала. Сидящий рядом с ней на троне мужчина никогда не терпел проявлений самостоятельности и независимости от кого бы то ни было, а тем более от женщины. Кэйе устраивало ее положение полуфараона, дающее определенную власть, а сияние и ощущение собственной значимости. Заодно оно снимало с нее ответственность за ошибки во внешней и внутренней политике, по-прежнему совершаемые недальновидным Эхнатоном и нарастающие, как снежный ком.