Кэри Мак-Вильямс - Бедствующая земля

Слабое развитие общественно-политической жизни, характерное для Техаса и Оклахомы наших дней, является прямым следствием разрушительного действия системы аренды и кропперства. На заседаниях Комиссии по производственным отношениям в 1915 г. множество свидетелей указывало на то, что под влиянием тяжелых условий существования арендаторы утратили всякий интерес к общественной жизни. Каждый считал, что он доживает здесь, может быть, последний год. Люди перестали интересоваться работой школ и местными общественными организациями. В 1915 г. на территории Техаса насчитывалось 90 тыс. детей, никогда не посещавших школы, — это были дети мигрантов. Таким образом, арендаторская система почти полностью исключила возможность создания сети сельских школ.

В аграрном Техасе, в этом штате пионеров-поселенцев, возникли острые классово-враждебные отношения. «Существует ли в настоящее время недовольство среди арендаторов?» — спросил одного свидетеля председатель комиссии Франк Уолш. «Еще бы!» — ответил свидетель. Другие тоже рассказывали об «острой вражде между землевладельцами и арендаторами». Для того чтобы понять, как эти настроения складывались, нужно знать, что в период с 1890 по 1910 г. на Юго-Западе произошла отчетливая классовая диференциация. Лендлорд, нажившись на росте земельных цен, сдавал свои владения в аренду и перебирался в город, где становился торговцем или банкиром, не переставая при этом быть и землевладельцем. Он стал вкладывать свои капиталы в хлопкоочистительные предприятия, в операции на хлопковом рынке и в земельные спекуляции. В глазах арендаторов и кропперов город вступил в заговор против них. «В ряде случаев, — говорил на заседании комиссии техасский хлопковод Йири, — землевладелец является также крупным городским торговцем и банкиром; арендаторов он связывает по рукам и ногам, и никакой другой торговец ничего не может продать арендаторам, потому что они обязаны торговать только с этим человеком, а если приходится обращаться за ссудой, то опять-таки в его же банк». Другой свидетель, выступавший от имени «Союза фермеров», весьма метко определил положение, существующее на Юге: «Вот уже двадцать лет как фермеры, банкиры и торговцы занимаются увлекательной игрой, которая по-нашему называется жульничеством».

Характеризуя этот новый класс земледельцев, юрисконсульт «Союза арендаторов» Патрик Нэйгл выразился весьма ясно и просто. «Они хозяева прессы, — заявил он, — они хозяева церкви, они хозяева школы». В тот период, по его словам, в Оклахоме насчитывалось 100 тыс. арендаторов, но менее сотой части их сыновей и дочерей были студентами Оклахомского университета.

Только названный выше класс землевладельцев, занимавшийся земледелием как «побочным» делом и составлявший 15 % сельского населения, владел фермами, которые не были обременены закладными. «Это те самые, гуманные, христианские джентльмены, — заявил Нэйгл, — которые прежде чем подписать кабальный арендный договор, самым тщательным образом проверяют не только наличие мулов у арендатора, но и возраст самого арендатора, количество членов его семьи и состояние их здоровья. При существующей системе, — заявил далее Нэйгл, — арендатор может лишь превратиться в пеона или раба. Все, что он выращивает на земле, он несет в залитые электрическим светом города и складывает к ногам паразитов, которые и устанавливают цены. Он принимает из их рук плату, у них же покупает то, что ему нужно, причем цены устанавливают опять-таки они. Фермеру, непосредственно обрабатывающему землю, остается одно — твердо знать, по какой дороге добираться в город. Что касается рынка, для арендатора это темная игра, в которой его всегда и неизменно обжулят и обставят». По свидетельству профессора Техасского университета Вильяма Леонарда, кропперы и арендаторы глубоко возмущены направленной против них социальной дискриминацией. «Эти люди еще не социалисты, — заявил проф. Леонард, — но они уже начинают поглядывать в сторону социализма».

«Жульническая игра» держит арендаторов и кропперов в вечной долговой кабале. В лавке на плантации им приходится платить повышенные цены; при покупках в кредит у городского торговца (который в ряде случаев является их же лендлордом) им даже не предоставляется 10-процентная скидка при расчете наличными. Девять десятых техасских арендаторов, заявляет проф. Леонард, «уже заложили свою живую тягловую силу, и более чем у половины арендаторов под закладом находятся орудия производства и урожай». В 1915 г. ипотечные начисления в Техасе составляли в среднем 12 % в год. Долгами были опутаны все арендаторы: 30 % из них задолжали в магазинах, 60 % — в банках и 10 % — в других местах.

При такой системе арендатор фактически лишь сам себе платил заработную плату! Доктор Люис Хэйни заявил, например, что в Техасе арендаторы занимают деньги «не для того, чтобы вложить их в свое хозяйство и извлечь прибыль, и не для того, чтобы скопить на черный день. Техасский арендатор занимает деньги только для того, чтобы располагать своего рода оборотным капиталом, который по существу, однако, представляет собой заработную плату. Иначе говоря, он берет взаймы, чтобы самому себе выдать заработную плату, да еще приплачивает заимодавцу проценты по ней».

При распределении земельных наделов землевладельцы выделяли арендатору надел лишь такого размера, который он смог бы обработать силами своей семьи. Размер такого надела лишь в очень редких случаях превышал 100 акров. Таким образом фермера-арендатора заставляли эксплоатировать неоплаченный труд членов своей семьи — женщин и детей, но лишали возможности пользоваться еще чьим-либо трудом. Этим способом он был привязан к своей полусотне акров и мулу.

Но несмотря на то, что большинство крупных земельных компаний штата довольствовалось совершенно непроизводительной системой кропперства (так как ставки налогового обложения были низки, а цены на землю непрерывно росли), к моменту заседания комиссии Уолша в 1915 г. процесс индустриализации земледелия уже породил в Техасе начатки крупного фермерского хозяйства.

Фирме «Колмэн-Фултон пасчур К°» в ту пору принадлежало огромное поместье, площадью около 1 млн. акров; в свое время эта земля была приобретена по цене от 50 до 75 центов за акр. В 1913 г. поместье описывалось как «крупное, сугубо рентабельное и великолепно организованное сельскохозяйственное предприятие на 100 тыс. акров» [205] World’s Work, January 1913. . В принадлежавших той же компании четырех поселках на территории поместья проживало более 5 тыс. рабочих и служащих; ежегодно из этого поместья вывозилось сельскохозяйственной продукции на сумму более 1 млн. долл. Под хлопок было отведено 8 тыс. акров земли, а дочернему предприятию этой фирмы принадлежало 6 хлопкоочистительных заводов и бумагопрядильная фабрика. Как и на других крупных фермах, существовавших тогда в Техасе, в этом поместье применялся поденный труд рабочих-мексиканцев. Уже тогда, заявляет проф. Леонард, белым кропперам пришлось «столкнуться с новыми конкурентами — мексиканцами». На одних крупных фермах стали появляться мигранты-мексиканцы, на других кропперы были вытеснены вследствие применения труда заключенных. Одним из владельцев таких поместий был Барлсон, впоследствии министр почт США. Именно он в 1917 г. запретил выход «Ребел фармер» — первой в стране газеты из числа тех, что были запрещены во время первой мировой войны.