Лебедева Н.С. Array - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)

Новая мировая война закончится уничтожением человеческой культуры и цивилизации. Ничто не может задержать развития техники и науки и помешать им завершить свое дело уничтожения людей, которое начато в таких страшных формах во время этой войны. Поэтому этот процесс должен способствовать тому, чтобы а будущем предотвратить опустошительные войны и заложить основы для мирного сосуществования народов. Что значит моя собственная судьба после того, что случилось, и перед лицом такой высокой цели!

Германский народ в предыдущие столетия внес большой вклад в развитие человеческой культуры. Этот вклад он вносил часто даже в такие времена, когда был таким же беспомощным и слабым, как и сейчас. Выдающиеся люди не поддаются отчаянию. Они создают новые творения, которые в условиях невероятного гнета, тяготеющего над всеми, будут еще величественнее.

Если немецкий народ в это неизбежное время своей бедности и бессилия, но одновременно и своего развития создаст новые произведения культуры, то этим самым он внесет в мировую историю ценнейший вклад, какой в состоянии только внести в своем положении. Историю человечества определяют не только войны, но и высшие достижения культуры, которые когда-нибудь станут достоянием всего человечества. А народ, который верит в свое будущее, не погибнет. Да защитит Бог Германию и западную культуру!

Председатель: Последнее слово предоставляется подсудимому Константину Нейрату.

Нейрат: Проникнутый убеждением, что и перед этим Высоким Судом правда и справедливость пробьют себе дорогу сквозь всю ненависть, клевету и искажение истины, я считаю, что мне остается добавить к словам моего защитника только одно: вся моя жизнь была посвящена служению правде и чести, сохранению мира и согласия между народами, человечности и справедливости, и моя совесть чиста как перед самим собой, так и перед историей и германским народом.

Если же, несмотря на это, Ваш приговор объявит меня виновным, я сумею его перенести и принять на себя его тяжесть, как последнюю жертву, которую я приношу моему народу, служение которому составляло весь смысл и содержание всей моей жизни.

Председатель: Последнее слово предоставляется подсудимому Гансу Фриче.

Фриче: Высокий Суд! Главные обвинители повторили в своих заключительных речах некоторые направленные против меня обвинения, хотя они, по моему мнению, явно опровергнуты в результате представления доказательств.

В основном речь идет о следующих пунктах. Я сейчас не намереваюсь оглашать их, но если это не будет противоречить правилам Трибунала и если это будет угодно Трибуналу, то я попрошу Высокий Суд принять к сведению эти пункты, которые составлены мной и перевод которых уже готов. Я хотел бы сказать следующее. Если бы я в моем радиовещании занимался пропагандой, которую мне ставят в вину, если бы я пропагандировал учение о расе господ, ненависть по отношению к отдельным народам, призывал бы к агрессивной войне, насилию, убийству и бесчеловечности, если бы я делал все это, то германский народ отвернулся бы от меня и отверг бы систему, в пользу которой я выступал. Даже если бы я делал это в завуалированной форме, германский народ отвернулся бы от меня, он отклонил бы систему, за которую я выступал. Но несчастье заключаете я именно в том, что я не придерживался всех тех тезисов, в соответствии с которыми тайно действовал Гитлер со своим маленьким кругом приспешников, кругом, который, согласно показаниям свидетелей Гесса, Рейнеке и Моргене, постепенно вырисовывался из тумана, окутывавшего его.

Я верил заверениям Гитлера о его честном стремлении к миру. Я верил во все официальные германские опровержения иностранных сообщений о немецких зверствах. Моей верой я укреплял веру немецкого народа в честность германского государственного руководстве. Вот в чем заключается моя вина. Ни больше, ни меньше.

Обвинители выразили свое возмущение своих народов по поводу тех зверств, которые совершились. Но ведь они никогда не о видели ничего хорошего от Гитлера и все-таки они поражены масштабами того, что действительно происходило. Попытайтесь представить себе возмущение тех, кто ожидал от Гитлере лишь хорошего и кто увидел, что их верой, их доброй волей и их идеализмом злоупотребляли. Я нахожусь в положении человека, пережившего разочарование вместе со многими и многими другими немцами, о которых обвинители говорят, что они могли понять то, что происходило, видя дымящиеся трубы в концентрационных лагерях и то, как выглядели заключенные.

Я воспринимаю как огромное несчастье то обстоятельство, что обвинение изображает вещи таким образом, словно вся Германия была необъятной преисподней, в которой совершались преступления. Несчастье в том, что обвинение обобщает преступления, которые уже сами по себе ужасны. В противовес этому я должен констатировать: кто верил в Гитлера в годы мирного строительства, тот должен был продолжать верить, проявлять мужество и готовность приносить жертвы до тех пор, пока не смог увидеть в нем дьявола и раскрыть старательно скрывавшиеся тайны. Только таким образом можно объяснить ту борьбу, которую вела Германия в течение 68 месяцев. Такая готовность приносить жертвы зиждется не на преступной основе, а на идеализме и доброй вере в умную и якобы справедливую организацию.

Я сожалею о том, что обвинение обобщило преступления, потому что это еще больше увеличит ту ненависть, которой объят сейчас весь мир. Но уже давно наступило время остановить круговорот нового посева ненависти, которая до сих пор господствует в мире. Наконец, убийство 5 миллионов — грозное предостережение, а человечество сегодня владеет техническими средствами для самоуничтожения. Поэтому я считаю, что обвинение не должно прибавлять к доныне существовавшей новую ненависть. Я имею право говорить об этом перед лицом своей совести... Даже среди самых ожесточенных боев я всегда поднимал голос за человеколюбие. Это доказывает большое количество моих обращений, которыми всегда можно опровергнуть высказывания моих противников.

Вполне возможно, даже может быть понятно, что буря мирового возмущения, вызванная свершившимися злодеяниями, развеет границы индивидуальной ответственности. Если это случится, если коллективная ответственность должна коснуться и людей, доверчивостью которых злоупотребили, тогда, господе судьи, привлекайте и меня к ответственности. Я не спрячусь, как уже подчеркивал мой защитник, за миллионы людей, доверчивостью которых злоупотребляли. Я встану впереди тех, для которых доверие к моим мыслям было дополнительной гарантией чистоты целей системы.

Эта моя позиция относится, однако, только к доверчивым, в не к виновным соучастникам или знавшим о злодеяниях, начиная от убийств и кончая выбором живых людей для анатомических коллекций.