Владимир Мединский - Война. Мифы СССР. 1939–1945

„Я думаю, — сказал он, — что мне следует просто сказать ему после одного из наших заседаний, что у нас есть совершенно новый тип бомбы, нечто совсем из ряда вон выходящее, способное, по нашему мнению, оказать решающее воздействие на волю японцев продолжать войну“.

Я согласился с этим планом» [391].

Конкретику наши все еще союзники приберегли для эффектной демонстрации. Сначала в Хиросиме. Потом в Нагасаки.

Наконец, что касается военных перспектив, были и японские оценки. В начале и в конце войны они, мягко скажем, сильно отличались.

Изначальные планы империи были чудовищно амбициозны. «С занятием территории Америки, Англии и Голландии на Востоке…» А? Как вам? Недавно опубликованные секретные японские документы из архива Президента [392]производят странное впечатление: все ли было в порядке с головой у стратегов из Страны восходящего солнца? В декабре 1941-го Японией был принят план «дифференциации в великой Восточной Азии» — а попросту, будущего устройства своей половины земного шара. Вторая половина должна была достаться Гитлеру и Германии.

Австралийское генерал-губернаторство. Ново-Зеландское генерал-губернаторство. Цейлонское генерал-губернаторство… Все расписано подробнейшим образом. Скажем, Цейлонское губернаторство (странно, что не герцогство) включало в себя западное побережье южной части индийского полуострова и участок Гоа… Т. е. Индия присоединялась к Цейлону!

А как вам генерал-губернаторство Аляска? Оно тоже должно было расширено по сравнению с первоначальными границами штата — за счет части Канады и… штата Вашингтон (это на северо-западе США). Аляске придавалось особое значение, она должна была служить плацдармом для «последующей агрессии на Америку».

Дальше — больше. «В случае выступления Мексиканского правительства в войне против Японии мерой наказания для Мексики будет отторжение у нее территории по 95 градус 30 минут западного меридиана». В Центрально-Американском генерал-губернаторстве японцы собирались в качестве кнута использовать исключительно отъем территорий. И только Чили в случае плохого поведения намеревались всего лишь лишить залежей чем-то особо нужной для Японии селитры. Вероятно, авторы плана будущего мироустройства хорошо учились в школе и запомнили на уроках географии, что Чили — это селитра.

А что же насчет СССР? Насчет наших бескрайних просторов была некоторая туманность. Все-таки хорошо врезались в память озеро Хасан и Халхин-Гол. Но все же, следуя общему направлению новой концепции Pax Japan, предполагалось, что японские и германские интересы сомкнутся где-то в районе Омска.

Планировалось массовое переселение из густонаселенных азиатских стран на территорию России. (Что-то знакомое, не правда ли? Хотя Москва, конечно, не Сибирь). Из «льгот», которыми Япония одарит туземное русское население:

«Следует предоставлять право продолжать воспитание детей в школах, строить железные дороги, разрешить работать лечебным заведениям, магазинам и т. д. ( Вот спасибочки, а ведь могли бы и магазины запретить. — В. М. ) Таким образом дать почувствовать местному населению, что ему оказывается действительная помощь со стороны Японии».

Когда японцы молились на своего императора, они это делали не только из чувства самурайского долга, но и по чисто практичным материальным соображениям. В точности как в Германии, планировалось, что коренной народ империи должен будет вольготно жить за счет народов покоренных стран, точнее, генерал-губернаторств.

Да, за этот будущий японский рай — стоило сражаться.

И пусть после падения фашистского режима в Италии и разгрома нацистской Германии, фантастические планы мировой экспансии растаяли миражом. Пусть милитаристская Япония, последняя в «Оси», осталась один на один со всем миром, осталась последним «плохим парнем» на планете. Но самурайский дух не позволял признать возможность поражения.

Нам предстояло иметь дело вот с таким народом… Из руководства для воинов «Хагакурэ» (начало XVIII в.):

«Все мы желаем жить, и поэтому неудивительно, что каждый пытается найти оправдание, чтобы не умирать. Но если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Он поступает недостойно. Если же он не достиг цели и умер, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но в этом нет ничего постыдного. Такая смерть есть Путь Самурая.

Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет безупречной, и ты преуспеешь на своем поприще».

Вся эта странная философия, которая на прагматичное западное ухо звучит дико, для японского воина — просто музыка.

В 1945-м, по мнению японского командования, миллионная Квантунская группировка «была способна противостоять превосходившим по силе и подготовке советским войскам в течение года» [393]. А в целом превращение Японских островов, Кореи, Маньчжурии и оккупированной части Китая в неприступную крепость должно было обескровить противника (противников) и затянуть войну на неопределенное время.

Это в любом случае позволяло добиться почетного мира.

«В вопросе о войне между Советским Союзом и Японией у наших союзников и у немцев единый фронт», — значилось в докладной записке «Англо-американские планы о войне СССР против Японии», подготовленной МИДом для Сталина в январе 1945 года. Объективно это было действительно так.

Если бы вся Ставка ВГК в полном составе вдруг слетела с катушек и перебросила часть нашей армии из-под осажденного Берлина на Дальний Восток, — лучшего подарка Гитлеру к дню рождения просто нельзя было бы представить. Однако именно этого хотели и наши союзники. За океаном пресса била в набат: вот мы русских кормим-поим-вооружаем, влезли ради них в ненужную Америке европейскую войну, а они нам в войне настоящей, тихоокеанской, помочь не хотят.

«То, что мне придется ехать на Дальний Восток, я впервые узнал летом 1944 года, — писал маршал Василевский в своих мемуарах. — После окончания Белорусской операции И. В. Сталин в беседе со мной сказал, что мне будет поручено командование войсками Дальнего Востока в войне с милитаристской Японией. А о возможности такой войны я был уже осведомлен в конце 1943 года, когда возвратилась советская делегация с Тегеранской конференции» [394].

В Тегеране мы под нажимом союзников пообещали вступить в войну против Японии вскоре после разгрома Германии. В Ялте уточнили: через два-три месяца после капитуляции Германии. И выдвинули свои четкие условия.