Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

С появлением этой буллы все запретительные декреты по инвеституре, изданные Григорием VII и его преемниками, уже теряли свою силу; поэтому победа, одержанная Генрихом, должна была показаться ему совершенно невероятной, даже в тот момент, когда папа вручил ему эту буллу. Приняв благословение от папы, Генрих немедленно освободил его. Отмечая это обстоятельство, остроумный немецкий летописец сравнил могущественного императора с библейским патриархом Иаковом, отпустившим ангела, с которым он боролся, лишь после того, как этим ангелом ему было дано благословение. 13 апреля состоялся вторичный въезд Генриха в Леонину; коронование, однако, совершилось поспешно и не сопровождалось никакими изъявлениями радости. Все ворота Рима оставались закрытыми и народ совсем не принимал участия в торжестве. Тем не менее депутаты от города присутствовали и Генрих V, подобно своему деду, имел на себе знаки патрициата. Чтобы доказать, что уступка была сделана папой не по принуждению, а свободно, император заставил папу взять у него из рук выданный ему акт и затем публично при всех снова вернуть ему этот документ. Такое поведение Генриха глубоко оскорбило духовенство. Папа, однако, искренне желал сохранить мир. Приняв Св. Дары и предложив их Генриху, он сказал ему тоном, в котором звучала полнейшая искренность: «Да не внидет в Царство Божие тот, кто будет пытаться нарушить этот договор».

Генрих V был первым из всех римских императоров, который короновался, не вступая в самый город. Горя желанием отмщения, римляне из-за стен города следили за коронационным торжеством и провожали его проклятиями. Генрих должен был казаться им разбойником, который силой ворвался в базилику Св. Петра, занес меч над папой и, под угрозой смерти вырвав у него корону, бежал. Как только коронование состоялось, Генрих, преисполненный по-прежнему недоверия, взял заложников, приказал снять палатки и поспешно двинулся в Тусцию по той самой дороге по которой некогда уходили из Рима его отец и дед, унося с собой свою разбойничью добычу — папский пергамент, утверждавший право императора на инвеституру, и оставляя позади себя усмиренный, но не покоренный город и оскорбленное и перепуганное духовенство. Смелый государственный переворот, совершенный Генрихом V, выступает ярко на темном фоне истории царствования отца Генриха; но это не могло снять пятна клятвопреступничества, лежавшего на сыне. Повторилось то, что некогда совершилось при Генрихе IV и Григории VII, но только роли переменились: сын того самого монарха, который малодушно лежал распростертым во прахе перед служителем церкви, наложил свою вооруженную руку на папу, принудил его преклониться перед королевской властью и достиг в одно мгновение того, чего Генрих IV не мог добиться 60 сражениями. Как бы не казался случайным этот насильственный акт, он был логическим последствием в ходе исторических событий; но успех, достигнутый таким крутым способом, не мог быть прочным, и унижение, которому был подвергнут Пасхалий, не было тем нравственным унижением, которое потерпел Генрих IV

Когда папа, глубоко потрясенный пережитым бедствием, вернулся в город, народ встретил его с неистовым ликованием, видя в нем своего национального мученика. Точно так же встретили римляне 700 лет спустя своего папу, вернувшегося из плена у чужеземного завоевателя. По всем улицам народ теснился такой густой толпой, что Пасхалий мог добраться до Латерана только к вечеру. Римляне, казалось, примирились с папским управлением, и это могло послужить некоторым утешением несчастному папе; но когда он оправился от перенесенного потрясения и всмотрелся в растерянные и мрачные лица окружающих его людей, он понял, что его еще ждет жестокая борьба, на этот раз уже со стороны самой Церкви.

Буря негодования поднялась в григорианской партии; она находила, что папа своей слабостью погубил великое дело Григория VII, созданное такой упорной борьбой. Те из кардиналов, которым удалось избежать плена, поносили Пасхалия за то, что он не предпочел скорее погибнуть мученической смертью, чем подчиниться велениям короля, и, обзывая действия папы прямо еретическими, несмотря на то что эти действия касались исключительно вопросов из области церковного благочиния, требовали уничтожения договора. Положение папы оказывалось трагическим; фанатики указывали на него пальцами, как на богоотступника, и несчастный папа, приведенный в совершенное отчаяние, скрывался в одиночестве в Террачине и за тем на острове Понца.

Церковь очутилась по отношению к Пасхалию в таком же положении, в каком стало бы современное государство к монарху, нарушившему конституцию; но редко случалось, чтобы народ в защиту своих нарушенных прав воспользовался всеми предоставленными ему конституцией средствами с такой энергией, как это сделала в то время церковь с ее соборами. Иоанн Тускуланский и Лев Остийский созвали в Риме собор, на котором были немедленно восстановлены декреты Урбана и Григория и отменена привилегия, данная Генриху V С полной горячностью присоединился к этим решениям Бруно, епископ Сеньи, бывший в то время так же аббатом Монте-Касинским. Пасхалию было предъявлено требование отменить привилегию и отлучить императора от церкви. Чужеземные епископы так же заявили свой него дующий протест. Иоанн Лионский созвал собор галликанской церкви; папские легаты устроили местные соборы; общее негодование было так велико, что был возбужден даже вопрос о низложении папы. Уже грозила возникнуть схизма, так как Пасхалий так же имел своих защитников: то были не только его единомышленники среди кардиналов, но они имелись и среди сторонников императора, и затем еще те епископы, которые, оставаясь ортодоксальными, не переходили в фанатизм; во главе последних стоял знаменитый Ив Шартрский. Слабый и робкий Пасхалий не знал, на что ему решиться; он обращался к протестующим епископам с письменными увещаниями, порицал фанатические выходки кардиналов против главы церкви и сообщал, что, глубоко сожалея о происшедшем, он ищет средств поправить дело,

В марте 1112 г. Пасхалий созвал в Латеране собор. Объяснив, какие страдания пришлось ему вынести и почему он был вынужден согласиться на договор, Пасхалий объявил, что считает привилегию, полученную Генрихом, делом несправедливым и предоставляет собору найти способ, которым могло бы быть исправлено дело, так как сам он никогда не отлучит Генриха от церкви и не будет противодействовать ему в пользовании правом инвеституры. В последнем заседании торжественным исповеданием веры и признанием декретов своих предшественников Пасхалию удалось оправдаться даже по обвинению в ереси, после чего собор, за исключением папы, единогласно признал, что привилегия, как несогласная с каноническими установлениями, подлежит отмене.