Тор Хейердал - Путешествие на "Кон-Тики"

С. В. Обручев

Иногда вы оказываетесь в необычайном положении. Все происходит постепенно, самым естественным образом; и когда уже нет никакого возврата, вы вдруг приходите в удивление и спрашиваете себя, как вы до этого дошли.

Так, например, если вы пускаетесь в плавание по океану на деревянном плоту с попугаем и пятью спутниками, то раньше или позже неизбежно случится следующее: одним прекрасным утром вы проснетесь в океане, выспавшись, быть может, лучше обычного, и начнете думать о том, как вы тут очутились.

Одним таким утром я сидел, записывая в мокром от росы судовом журнале:

«17 мая. День независимости Норвегии. Море бурное. Ветер свежий. Сегодня я исполняю обязанности кока и нашел семь летучих рыб на палубе, одного кальмара на крыше каюты и одну неизвестную рыбу в спальном мешке Торстейна…»

Тут карандаш остановился, и неизбежная мысль стала подкрадываться: странное, однако, семнадцатое мая; поистине обстановка весьма забавная. С чего это все началось?

Слева перед моим взором расстилался необъятный простор синего океана с шипящими волнами, которые катились совсем рядом, беспрестанно преследуя убегающий горизонт. Когда я оборачивался вправо, я видел темную каюту и бородатого человека, который лежал в ней на спине и читал Гёте; пальцами голых ног этот человек крепко упирался в решетчатый переплет в низкой бамбуковой крыше маленькой шаткой каюты, являвшейся нашим домом.

— Бенгт, — сказал я, отталкивая зеленого попугая, который хотел усесться на судовой журнал, — можете вы объяснить мне, на кой черт мы тут очутились?

Томик Гёте опустился под золотисто-рыжую бороду.

На кой черт я очутился, вы сами лучше знаете. Это все ваша проклятая идея, но я думаю, что это грандиозная идея.

Он задрал ноги еще на три перекладины выше и продолжал невозмутимо читать. По ту сторону каюты трое других моих спутников что-то делали на бамбуковой палубе под палящими лучами солнца. В одних трусах, коричневые от загара, обросшие бородой, с полосами соли на спине, они имели такой вид, словно всю жизнь занимались тем, что плавали на деревянных плотах по Тихому океану на запад. Согнувшись, в каюту вошел Эрик с секстантом и пачкой бумажек в руках:

— Восемьдесят девять градусов сорок шесть минут западной долготы, восемь градусов две минуты южной широты — неплохо прошли, ребята, за сутки!

Он взял у меня карандаш и нанес маленький кружок на карте, висевшей на бамбуковой стене; маленький кружок в конце цепи из девятнадцати кружков, извивавшейся на карте, начиная от порта Кальяо в Перу. Герман, Кнут и Торстейн также поспешили протиснуться внутрь, чтобы взглянуть на новый маленький кружок, переместивший нас на добрых 40 морских миль ближе к островам Южного моря [1] Перевод сделан с 21-го английского издания 1954 года. Послесловие автора взято из 10-го английского издания 1951 года. Норвежские, испанские и английские имена мы даем в форме, наиболее близкой к произношению этих языков; лишь в собственных именах в нескольких случаях мы оставили транскрипцию, ставшую уже традиционной в русское языке: так, мы пишем Тор, Кнут и Герман — вместо более близких к норвежскому произношению Тур, Кнют, Херман. Географические названия даны в транскрипции Большого атласа мира, изданного Главным управлением геодезии и картографии в 1954 году. Из необычных у нас географических названий мы сохраняем часто употребляемое автором «Южное море» — как на английском языке называют южную часть Тихого океана. .

— Видите, ребята? — гордо произнес Герман. — Это означает, что мы находимся на расстоянии восьмисот пятидесяти миль от берегов Перу.

— А до ближайших островов по курсу остается еще три тысячи пятьсот, — предусмотрительно добавил Кнут.

— И чтобы быть вполне точным, — сказал Торстейн, — мы находимся на пять тысяч метров выше дна океана и на сколько-то метров ниже луны.

Итак, теперь мы точно знали, где мы, и я мог продолжать свои размышления о том, почему мы тут очутились. Попугаю ни до чего не было дела; ему только хотелось вцепиться в судовой журнал. А вокруг простирался все тот же синий океан под синим куполом неба.

Возможно, все началось прошлой зимой в кабинете одного из нью-йоркских музеев. А может быть, начало было уже положено десять лет тому назад на маленьком острове из группы Маркизских, посреди Тихого океана. Может быть, мы пристанем теперь к этому же острову, если только северо-восточный ветер не отнесет нас южнее, по направлению к Таити и архипелагу Туамоту. Перед моим мысленным взором ясно вставал островок с его скалистыми горами ржаво-красного цвета, зелеными зарослями, спускавшимися по склонам к морю, и стройными пальмами, которые приветственно покачивались на берегу. Островок назывался Фату-Хива; между ним и тем местом, где мы сейчас находились, не было никакой суши, но он отстоял от нас на тысячу миль. Я видел узкую долину Оуиа как раз там, где она спускалась к морю, и вспоминал, как мы сидели на пустынном берегу и смотрели из вечера в вечер на этот же безбрежный океан. Тогда меня сопровождала жена, а не бородатые пираты, как теперь. Мы собирали всевозможных животных, а также рисунки, статуи и другие памятники погибшей культуры. Я прекрасно помню один вечер. Цивилизованный мир оказался таким непостижимо далеким и нереальным. Мы жили на острове уже почти год; кроме нас, здесь не было белых; мы добровольно отказались от всех благ цивилизации, как и от ее зол. Мы жили в хижине, которую построили для себя на сваях, в тени пальм на берегу, и ели то, чем могли снабдить нас тропические леса и Тихий океан.

Суровая, но полезная школа дала нам возможность познакомиться со многими загадками Тихого океана. Я думаю, что и в физическом и в умственном отношении нам часто приходилось повторять опыт первобытных людей, которые явились на эти острова из неизвестной страны и полинезийские потомки которых безраздельно властвовали над островным царством, пока не появились европейцы с библией в одной руке и с порохом и водкой в другой.

В тот вечер мы сидели, как это часто случалось и раньше, на берегу при свете луны, и океан расстилался перед нами. В этой обстановке, полной романтики, все наши чувства были обострены. Мы впитывали в себя запахи буйной растительности джунглей и соленого океана, мы слышали шелест ветра среди листьев в макушках пальм. Через правильные промежутки времени все другие звуки заглушались шумом бурунов, которые вздымались прямо перед нами, обрушивались, пенясь, на берег и разбивались на пенящиеся круги в прибрежной гальке. Некоторое время слышался рев, грохот и скрежет среди бесчисленного множества сверкавших в лунных лучах камешков; затем все опять стихало, когда океан отступал, чтобы собраться с силами для нового натиска на непобедимый берет.