Искандер Гилязов - Легион «Идель-Урал»

10 октября 1941 г. ответственным специально за пантуранистское движение в МИДе был назначен крупный дипломат, знаток арабского и мусульманского мира в целом Вернер Отто фон Хентиг. При этом предполагалось, что он создаст в МИДе отдельный комитет по пантуранистскому вопросу. [30] ADAP. 1918–1945, Nr. 431. S. 578. Еще до своего назначения, 4 октября, он составил первую справку о туранизме, совершенно четко пояснив, как Германия может использовать враждебные русским пантуранистские силы: через радиопропаганду, листовки, издание журнала для мусульманских военнопленных латинскими буквами на «диалекте Гаспринского», засылка шпионов в области, заселенные тюрками, активная работа с тюркскими военнопленными: отделение их от остальных, большая для них свобода, лучшее обеспечение, применение их вначале на сельскохозяйственных работах, работу с военнопленными постоянно использовать и в пропагандистских целях. Главной целью следовало считать, по Хентигу, военную переподготовку, создание школ для офицеров в особых лагерях и присоединение тюркских военных формирований к немецкой армии. Фон Хентиг отмечал особые заслуги в этой области Алимджана Идриси, с помощью которого он намеревался установить хорошие контакты с лидерами тюркской эмиграции [31] BA-Potsdam, Auswärtiges Amt, Nr. 61174. Bl. 154–157. .

14 октября фон Хентига посетил предприниматель из Турции Ахмед Вали Менгер, имеющий татарское происхождение, вместе с А. Идриси. По словам германского дипломата, Менгер принадлежал к пантуранистскому движению и работал вместе с Нури-пашой и генералом Эркилетом. На этот раз он выразил желание помочь Германии в работе с тюркскими военнопленными: при их регистрации, установлении личности. Менгер также предложил поставлять для военнопленных через турецкое Общество Красного Полумесяца пищу и одежду. [32] BA-Potsdam, Auswärtiges Amt, Nr. 61174. Bl. 195.

Между тем в преддверии весенне-летнего наступления германской армии 1942 г. возрос общий интерес к пантуранизму в Германии. Обсуждение вопросов выносилось уже на страницы печати, причем не только специализированных «теоретических» журналов, но и газет. Так, здесь мы можем упомянуть и чисто информативный материал «Туранский идеал» за подписью В.ф.Д. в газете «Frankfurter Zeitung» от 17 января 1942 г. и довольно объективную в высказываниях статью «Туран» (без упоминания имени автора) в газете «National Zeitung» (Эссен) от 4 февраля того же года. В последней, например, отмечается, что туранская идея является большей частью фантазией, а современная Турция — это довольно реалистическая власть, чтобы поддаваться этим фантазиям.

В январе 1942 г. министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп проинструктировал своих подчиненных о необходимости в дальнейшем активно поддерживать пантуранистское движение. [33] ADAP. 1918–1945. Serie E: 1941–1945. Bd.l: 12.12.1941–28.2.1942. Göttingen, 1969, Nr. 189. S. 348. Но в то время уже явно наметилась тенденция к тому, что вопросы эти все заметнее переходили в ведение главного соперника МИДа — Восточного министерства. В этом ведомстве народами Кавказа, Поволжья, Средней Азии занимался основной эксперт, профессор Г. фон Менде. Соперничество двух ведомств нарастало. По мнению Иоханнеса Глазнека, главным предметом спора между МИД и Восточным министерством в первой половине 1942 г. стал вопрос об их компетенциях, о разумных пределах поддержки пантуранизма с тем, чтобы это не помешало собственно военным, экспансионистским целям. [34] Glasneck, Johannes; Kircheisen, Inge. Türkei und Afghanistan — Brennpunkte der Orientpolitik im Zweiten Weltkrieg. Berlin (Ost) 1968, S. 105. Из сферы чисто дипломатической, в которой большое место занимали сбор информации, различного рода справки о возможности дальнейшего использования пантуранистского движения в интересах Германии, тесные контакты с заинтересованными лицами (так, в январе 1942 г. в Берлине побывали два видных представителя крымско-татарского национального движения — Эдиге Мустафа Кирималь и Мустежиб Улкюсаль — и выразили пожелание создать в Крыму национальное самоуправление крымских татар, но понимания в Берлине не нашли и уехали безусловно разочарованными, [35] Ülküsal, Müstecib. Ikinci dünya savasinda 1941–1942 Berlin hatiralari. Istanbul, 1976. пантуранистский вопрос переходил в сферу военно-политическую (хотя, конечно, разница между войной и дипломатией тогда и была безусловно символической). Желательного, но остававшегося чисто теоретическим, объединения тюркских народов, тем более под эгидой «дружественной» Турции, явно не получалось. Поэтому Восточное министерство и Высшее командование вермахта перехватили инициативу и начали в первой половине 1942 г. конкретную работу по созданию военных формирований отдельных тюркских народов, так называемых Восточных легионов, история которых уже представляет отдельную проблему.

Но МИД, можно сказать, некоторое время еще сопротивлялся. В июне 1942 г. в Берлине вновь побывал Нури-паша и имел беседы во внешнеполитическом ведомстве. Правда, тон его уже значительно изменился: Турция, по его мнению, была заинтересована лишь в культурном влиянии на мусульманские области СССР и лишь в «независимости» Крыма и Кавказа. Примерно в таком же духе высказывался и генерал Эркилет 24 июля 1942 г. при встрече с послом фон Папеном. [36] Glasneck. S. 109.

Однако все уже было предопределено — пантуранистское движение, так ничего и не показав, становилось для Германии неактуальным. 12 сентября 1942 г. Гитлер предписал, чтобы фон Папен полностью прекратил все контакты с турецкой стороной по поводу будущего Закавказья и Закаспия. Это, пожалуй, можно считать и окончанием попыток использования пантуранистов Германией в своих военно-политических интересах. По крайней мере, толстая папка документов в архиве МИД под грифом «Пантуранизм» завершается бумагами за август 1942 г. В то же время было бы неправильно утверждать, что интерес к тюркскому фактору с августа—сентября 1942 г. в Германии пропал абсолютно, ибо вплоть до 1944 г. тот же посол Ф. фон Папен в своих донесениях из Анкары непременно упоминал активных пантуранистов и давал отдельные оценки движению в целом. Кроме того, тюркский фактор учитывался и при создании уже упоминавшихся Восточных легионов, и так называемых национальных представительств-комитетов в 1943–1944 гг.

Любопытно, что идея тюркского единства вновь всплыла и обсуждалась в самом конце войны — осенью 1944 г. Некоторые представители Главного управления СС пытались было ее возродить. Особенно активно обдумывал проблему пантуранизма руководитель Отдела Туран-Кавказ доктор Райнер Ольша, который в СС считался крупным специалистом по истории и экономике Средней Азии. Вначале он обратился за советом и помощью к некоторым ученым с просьбой оценить историческую перспективу. Ответы для него были неутешительными: 12 октября 1944 г. два видных тюрколога — Готтхард Йешке и Бертольд Шпулер — представили Ольше свои мнения. Иешке отметил, что «вопрос этот в настоящее время полностью утратил свое значение, впрочем, и в прошлом он играл чисто теоретическую роль: лишь дважды он был достоин упоминания — в 1918 г., когда турецкие войска вступили на Кавказ, и в 1942 г., когда германские войска овладели Ростовом и продвигались на юг». Почти то же самое высказал в своей справке и Б. Шпулер: «Пожалуй, только у азербайджанцев этот вопрос играл определенную роль, в остальном он никакого почти значения не имеет». [37] BA-Potsdam, NS 31/29, Bl. 31–32. И все же Райнер Ольша осторожного энтузиазма в развитии указанной идеи не утратил. К концу октября 1944 г. он подготовил для руководства СС объемную справку о пантуранизме. В ней он дал подробную историю этого вопроса, отметив, что «сейчас такого активного туранистского движения, как в годы Первой мировой войны, нет, но есть тюркские народы и есть тюркский фактор, и это надо обязательно учитывать». Ольша ясно выразил давние чаяния германского руководства: «Хорошо бы создать враждебный русским тюркский блок на южной границе, который стал бы постоянным союзником Германии, чтобы держать славянство в клещах». [38] Ibid., Bl. 36.