Надежда Ионина - 100 великих городов мира

Ликургу пришлось приводить в порядок народ жестокий и возмутительный, поэтому надо было научить его сопротивляться натиску других государств, а для этого сделать всех искусными воинами. Одной из первых реформ Ликурга была организация управления спартанской общиной. Античные писатели утверждают, что он создал Совет старейшин (герусию) из 28 человек. Старейшины (геронты) избирались апеллой – народным собранием; в герусию входили и два царя, одной из главных обязанностей которых было командование армией во время войны.

Из описаний Павсания известно, что периодом наиболее интенсивной строительной деятельности в истории Спарты был VI век до нашей эры. В это время в городе были возведены храм Афины Меднодомной на акрополе, портик Скиада, так называемый «трон Аполлона» и другие постройки. Однако на Фукидида, видевшего Спарту в последней четверти V века до нашей эры, город произвел самое безотрадное впечатление. На фоне роскоши и величия афинского зодчества времен Перикла Спарта казалась уже невзрачным провинциальным городком. Сами же спартанцы, не боясь прослыть старомодными, продолжали поклоняться архаичным каменным и деревянным идолам в то время, когда в других эллинских городах создавали свои шедевры Фидий, Мирон, Пракситель и другие выдающиеся скульпторы Древней Греции.

Во второй половине VI века до нашей эры наступает заметное охлаждение спартанцев к Олимпийским играм. До этого времени они принимали в них самое активное участие и составляли более половины победителей, причем во всех основных видах соревнований. В дальнейшем, за все время с 548 до 480 года до нашей эры, победу одержал только один представитель Спарты – царь Демарат – и только в одном виде состязаний – скачках на ипподроме.

Чтобы добиться согласия и мира в Спарте, Ликург решил навсегда искоренить богатство и бедность в своем государстве. Он запретил употреблять золотые и серебряные монеты, которыми пользовались во всей Греции, а вместо них ввел железные деньги в виде оболов. На них можно было купить только то, что производилось в самой Спарте; кроме того, они были настолько тяжелые, что даже небольшую сумму надо было перевозить на повозке.

Ликург предписал и уклад домашней жизни: все спартанцы, от простого гражданина до царя, должны были жить в совершенно одинаковых условиях. Специальным предписанием указывалось, какие можно строить дома, какую одежду носить: она должна была быть такой простой, чтобы не было места никакой роскоши. Даже еда должна была быть у всех одинаковой.

Таким образом, в Спарте постепенно разлюбили богатство, так как пользоваться им стало невозможно: граждане меньше стали думать о добре собственном, а больше о государственном. Нигде в Спарте бедность не соседствовала с богатством, следовательно, не было зависти, соперничества и других корыстолюбивых страстей, изнуряющих человека. Не было и жадности, которая частную пользу противопоставляет государственному благу и вооружает одного гражданина против другого.

Одного спартанского юношу, который за бесценок приобрел землю, предали суду. В обвинении говорилось, что он еще слишком молод, а уже соблазнился выгодой, в то время как корысть – враг каждого жителя Спарты.

Воспитание детей считалось в Спарте одной из главных обязанностей гражданина. Спартанец, у которого было три сына, освобождался от несения сторожевой службы, а отец пятерых – от всех существовавших обязанностей.

С семилетнего возраста спартанец уже не принадлежал своей семье: дети были отделены от родителей и начинали общественную жизнь. С этого времени они воспитывались в особых отрядах (агелах), где за ними надзирали не только сограждане, но и специально приставленные цензоры. Детей учили читать и писать, приучали подолгу молчать, а говорить лаконично – кратко и четко. Гимнастические и спортивные упражнения должны были развивать в них ловкость и силу; чтобы в движениях была гармония, юноши должны были участвовать в хоровых плясках; охота в лесах Лаконии вырабатывала терпение к тяжким испытаниям. Кормили детей очень скудно, поэтому недостаток в пище они восполняли не только охотой, но и кражей, так как их приучали и к воровству; но если кто попадался, то били нещадно – не за кражу, а за неловкость.

Достигнувших 16 лет юношей подвергали очень суровому испытанию у алтаря богини Артемиды: их жестоко секли, они же должны были молчать. Даже самый малый вскрик или стон способствовали дальнейшему наказанию: некоторые не выдерживали испытания и умирали.

В Спарте существовал закон, согласно которому никто не должен был быть полнее, чем это необходимо. По этому закону все юноши, не достигшие еще гражданских прав, показывались эфорам – членам выборной комиссии. Если юноши были крепки и сильны, то их удостаивали похвалы; юношей, чье тело находили слишком дряблым и рыхлым, били палками, так как их вид позорил Спарту и ее законы.

Плутарх и Ксенофонт утверждают, что Ликург узаконил, чтобы и женщины выполняли те же самые упражнения, что и мужчины, и сделались через то крепкими и могли рожать крепкое и здоровое потомство. Таким образом, спартанские женщины были достойны своих мужей, так как тоже подчинялись суровому воспитанию.

Женщины Спарты, у которых погибли сыновья, шли на поле битвы и смотрели, куда они были ранены. Если в грудь, то женщины с гордостью смотрели на окружающих и с почетом хоронили своих детей в отчих гробницах. Если же видели раны на спине, то, рыдая от стыда, спешили скрыться, предоставляя хоронить мертвых другим.

Брак в Спарте тоже был подчинен закону: личные чувства не имели никакого значения, потому что все это было делом государственным. В брак могли вступать юноши и девушки, физиологическое развитие которых соответствовало друг другу и от которых можно было ждать здоровых детей: брак между лицами неравных комплекций не допускался.

Однако у Аристотеля о положении спартанских женщин сказано совсем по-другому: в то время как спартанцы вели строгую, почти аскетическую жизнь, жены их предавались в своем доме необыкновенной роскоши. Это обстоятельство заставляло мужчин добывать деньги часто нечестными путями, ибо прямые средства были им запрещены. Аристотель пишет, что Ликург пытался и спартанских женщин подчинить такой же строгой дисциплине, но встретил с их стороны решительный отпор.

Предоставленные сами себе, женщины сделались своевольными, предались роскоши и распущенности, они даже стали вмешиваться в государственные дела, что в конце концов привело в Спарте к настоящей гинекократии. «Да и какая разница, – горестно вопрошает Аристотель, – правят ли сами женщины или же начальствующие лица находятся под их властью?» В вину спартанкам ставилось то, что они вели себя дерзко и нахально и позволяли себе роскошествовать, тем самым бросая вызов строгим нормам государственной дисциплины и морали.