Оскар Йегер - Книга I "От Одоакра до Карла Великого"

Воины. Барельеф с триумфальной арки Альфонса Великолепного, короля Неаполитанского, (1435–1458) в Кастельнуово (Неаполь).

Триумф Альфонса Великолепного. Барельеф с арки в Кастельнуово (Неаполь).

При прекращении мужской линии в Анжуйской династии последнему королю Роберту наследовала его внучка Джованна, страшная женщина, вышедшая за венгерского принца Андрея, который по ее повелению вскоре был задушен, после чего она разделила престол со вторым, третьим и четвертым супругом. Возникавшие среди этого смуты, в которых принимали участие папы, венгерские короли и французская Анжуйская династия, принадлежат лишь к истории самих правителей. Доказывать, что страна, переходя из рук в руки в течение целого поколения, бедствует благодаря борьбе и интригам высших лиц, излишне. В 1400 г. неаполитанским королем стал Владислав, сын короля Карла III: после его смерти страну постигла бедственная участь: наследницей Владислава была его сестра, вторая Джованна, не уступавшая первой в разврате и злодействах. В 1421 г. она усыновила арагонского короля Альфонса V, но после ее смерти в 1438 г. ему пришлось отвоевать королевство у Рене Анжуйского, которого она предпочла позднее. Альфонс одержал верх, в 1458 г. он оставил престол своему побочному сыну Фердинандо I (до 1494 г.). Затем следовали попытки французов, вторжения Карла VIII и Людовика XII, и в конечном итоге в 1505 г. был заключен мир между Людовиком XII и королем Арагона Фердинандом Католиком. По обоюдному договору Фердинандо, женившийся на племяннице французского короля, получал Неаполь, который вследствие этого снова объединялся с Сицилией под одной короной.

Что касается Папской области, то преимущественный интерес ее истории заключается в непосредственной связи с развитием самого папства. К концу XV в. владения церкви расширились, но не представляли еще сплошной территории, и государству недоставало первого условия прочности, сообщаемой другим странам определенной династией, царственным домом, интересы которого всегда совпадают в общих и главных чертах с народными интересами. Главы церкви, достигавшие власти, большей частью уже в преклонных летах, быстро сменявшиеся, не видели личной цели в стране и ее благосостоянии: она принадлежала не им, а церкви. При духовном характере главы государства, правительство и администрация тоже были в руках клириков, следовательно, дела велись плохо, без учета мирских интересов и с крайне односторонней точки зрения. Папские наместники, присылаемые из Авиньона во время «плена вавилонского», не без труда справлялись с произволом отдельных правителей, «тиранов», которыми делались охотно, пользуясь случаем, честолюбивые и властолюбивые патриции. В Риме между 1346 и 1354 гг. разыгрался странный эпизод трибунства Колы ди Риенцо, и во время великой схизмы трудно было решить, кому принадлежит Рим. После кризиса, которым разрешилось соборное движение, вместе с укреплением папства упрочилось и положение Рима и прочих владений святого Петра. Управление страной снова было осознано за обязанность, тем сильнее выступающую на первый план, чем более все после крушения великого движения в пользу церковной реформы начинало принимать существенно мирской характер: люди, особенно принадлежащие к высшим сферам, руководствовались лишь светскими побуждениями: приобретением земель, денег, упоением власти и богатством.

Папы, занимавшие римский престол со времен Пия II и до рокового 1517 г., все это время следовали мирскому направлению. Они признавали себя государями, пристраивали своих родственников, которым придавалась теперь с новым применением многозначащего латинского слова кличка «непотов», и пользовались для этой цели своею духовной властью, как другие государи — географическим положением своих земель или другим преимуществом. Так действовали Сикст VI(1477–1484), Александр VI (1492–1503), Юлий II (до 1513 г.), Лев X (с 1513 г.). Сикст замышлял основать княжество для своего племянника и яростно преследовал противившихся этому, а то, что совершалось при Александре VI, было басней всего века.

Медаль папы Александра VI.

Он был уже стариком, когда достиг папского престола, и, оглядываясь теперь на свою прошлую жизнь, полную порочных наслаждений, особенно старался обеспечить своих детей. Его сын Чезаре Борджа облегчил ему эту заботу, убив своего брата и бросив его в Тибр, что было лишь началом целого ряда преступлений, совершенных этим чудовищным человеком. Чезаре был красавец, одаренный физической силой, беззастенчиво убивавший каждого врага. Даже присутствие его отца, папы, не служило охраной для лиц, которых он хотел уничтожить. Вся эта семья действовала ядом и кинжалом как вполне законными правительственными средствами. Даже самому папе пришлось умереть от яда, приготовленного им для врага. Убийства были лишь видом тех преступлений, которыми был запятнан дом Борджа. Об остальных можно догадываться по тому, что поводом к убийству одного брата другим было большее расположение их общей сестры. Юлий II не прибегал к столь насильственным средствам для расширения церковных владений и обеспечения своих родственников, но и его правление отличалось чисто мирским направлением. Он сам совершал походы со своим войском, правил умело, но при нем все духовное прониклось еще более мирским направлением. Характерным проявлением нового духа, господствовавшего теперь при папском дворе, служило то, что Юлий II сломал половину базилики святого Петра, этой древней святыни христианства, ради того, чтобы доставить своим художникам желанную возможность воздвигнуть здание в стиле древнего Пантеона. Папский двор при Медичи, Льве X. производил впечатление придворного штата мирского владыки, хотя здесь не было уже ничего, подобного разврату времен Борджа. Высокодаровитый Лев X находил удовольствие в покровительстве искусствам, представители которых поклонялись ему как знатоку художеств. Он умел ценить государственную мудрость, живопись, музыку, поэзию и поддерживал личные отношения с Макиавелли, Рафаэлем, Ариосто. Ему не чужды были и другие царственные удовольствия: охота на оленя, или с соколами на цаплей, или рыбная ловля. Можно с полным правом говорить о «веке Льва X» как об эпохе, в которую дух древнего искусства и его ясной, свободной поэзии и науки возрождался снова, находя отзыв в душе достойного, щедрого, добродушного папы. Но от того христианского духа, который был положен в основу папства в старое время, или на который ссылаются, ратуя на пользу этого учреждения, не осталось, по сути, никакого следа.