Виктор Безотосный - Наполеоновские войны

Хотя Александр I в самом начале своего царствования хотел бы оставаться нейтральным, но реализовать подобный вариант просто не сумел. Тогдашний ведущий русский политик и друг царя А. Чарторыйский следующим образом резюмировал главные принципы внешней политики России в начале царствования Александра I: «…быть со всеми державами в хороших отношениях и не вмешиваться в европейские дела, чтобы не увлечься и не зайти дальше, чем следовало, словом, тщательно избегать недоразумений, не роняя в то же время своего достоинства». Однако, по его мнению, «с течением времени пассивную систему мирной политики… становилось все труднее и труднее поддерживать. Страна… не могла довольствоваться незначительной и второстепенной ролью, хотя эта роль и обеспечивала надолго беспрерывное внутреннее благополучие». «Новая политика России продолжалась до тех пор, пока инстинктивно отношения ее к первому консулу не стали все более и более охлаждаться, и дипломатические сношения приняли тон, ясно говоривший, что о взаимных уступках уже не может быть речи» [3] См.: Из записок князя Адама Чарторыйского: Русский Двор в конце ХVIII и начале ХIХ столетия. 1795—1805. М., 2007. С.146, 174, 195—196, 200. .

Существование такого крупнейшего государства, как Россия, уже было немыслимо вдали от общеевропейских интересов, и от них уже невозможно было абстрагироваться. А поскольку война превратилась во всеобщее явление, она уже не могла оставаться в стороне от бушевавшего пожара. Диапазон возможных приоритетов (с кем и против кого «дружить») был невелик. Оставался лишь выбор в пользу Франции или Англии. То, что нужно было рано или поздно делать выбор, свидетельствовала и предшествующая политика российских императоров – Екатерины II и Павла I, так как европейские реалии не позволяли России безучастно оставаться в стороне. Даже противоречивый и быстро менявший внешнеполитическую ориентацию Павел I вынужден был всегда принимать чью–то сторону.

Зададимся вполне естественным вопросом: почему все–таки Россия в 1805 – 1807 и 1812 – 1815 гг. выступила совместно с Англией, а в 1807 – 1812 гг. находилась в союзе с Францией? Почему столь кардинально менялась ее позиция? Есть и другие проблемы, связанные с этой темой, и часто неоднозначно трактуемые историками.

Доминирующий взгляд в нашей отечественной историографии считает англо–русское сближение и совместную вооруженную борьбу с постреволюционной Францией вполне естественной политикой, вытекавшей из угрозы завоевания европейского господства Наполеоном Бонапартом. Другая точка зрения – идея закономерной и жизненной необходимости союза Франции и России из–за отсутствия непримиримых противоречий – была обоснована во времена расцвета русско–французского союза конца ХIХ столетия историками А. Вандалем и А. Трачевским [4] Вандаль А. Наполеон и Александр I: Франко–русский союз во времена Первой империи. Т. I–III. СПб.,1910—1913; Трачевский А. Франко–русский союз в эпоху Наполеона // Исторический вестник. 1891. № 6. . В какой–то степени подобных позиций придерживался и их современник С. С. Татищев [5] Татищев С. С. Мировой раздел: От Тильзита до Эрфурта // Русский вестник. 1890. № 3, 4; 1891. № 2, 9, 11,12; Он же. Из прошлого русской дипломатии: Исторические исследования и полемические статьи. СПб., 1890. . В советской историографии приверженцем этого взгляда выступил А. З. Манфред, талантливо интерпретировавший идею наличия общности интересов и объективной заинтересованности сторон при отсутствии территориальных споров между ними [6] Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. М., 1971. . Справедливости ради отметим, что до последнего времени даже среди советских исследователей, несмотря на большой авторитет Манфреда, это концептуальное положение не получило поддержки среди серьезных ученых [7] См.: Абалихин Б. С., Дунаевский В. А. 1812 год на перекрестках мнений советских историков 1917—1987. М., 1990. С.179; Шеин И. А. Война 1812 года в отечественной историографии. М., 2002. С. 147—149. . Из современных авторов подобную точку зрения с некоторыми оговорками высказывал О. В. Соколов [8] Соколов О. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799—1805 гг. Т. I. М., 2006. С. 78–79, 96, 127, 128, 131, 140. .

Сегодня назрела необходимость пристальней взглянуть на проблему объективности геополитического и стратегического союза России и Франции. Если даже считать за аксиому геополитический фактор как данный нам раз и навсегда беспристрастный критерий возникают вопросы: почему русские войска сражались с французскими в 1799, 1805 – 1807, 1812 – 1815 гг.? Почему в указанные временные отрезки этот фактор «не работал»? Может быть, из–за невежества правящих кругов двух стран? По каким причинам робкие ростки политического союза Франции и России так быстро гибли, не выдерживая в тот период даже краткие испытания временем?

Начнем с того, что Франция и Россия были крупными централизованными европейскими государствами, но с разными экономическими, социальными, идеологическими и религиозными устоями. Самое главное – Россия была тогда феодальным государством!!! Основу ее экономики составляло крепостническое сельское хозяйство. Товарооборот во внешней торговле в основном почти полностью ориентировался на Англию. Экономический фактор был, бесспорно, очень важен, но не менее важными являлись социальные и идеологические аспекты.

Главной социальной базой и цементировавшим стержнем самодержавного строя являлось дворянство, оно же тогда было единственной общественной силой, единственным сословием, имеющим в империи политическое значение. Только идеалисты могли считать, что царь или император повелевал Россией в одиночку. Бесспорно, российские цари и императоры были деспотическими фигурами. Но, не опираясь на господствующий класс (а другой опоры у самодержавия не было, отсюда проистекало и проведение внутренней и внешней политики с ориентацией на интересы этого слоя), монарх не был в состоянии править страной [9] Можем привести мнение одного из самых талантливых отечественных историков А. К. Дживелегова, который считал, что в России «господствующим классом было дворянство, держащее при дворе и в бюрократии свои передовые отряды», а русский деспотизм он называл «щитом обороняющегося феодального дворянства» (Дживелегов А. К. Александр I и Наполеон. Исторические очерки. М.,1915. С. 27, 29). . Русское дворянство быстро лишало его этой возможности, если политический вектор изменялся не в пользу этого сословия, а «государь» пренебрегал их интересами и даже настроениями. Как свидетельствует опыт ХVIII столетия, в этом случае долго на троне не засиживались, монархи могли потерять не только корону, но и свою жизнь. Дворяне, носившие военную форму, очень резво реагировали на подобные явления и за один день эффективно и радикально корректировали политику в нужном для них и их сословия направлении. В этот день престол превращался в игрушку для гвардейских полков. В данном случае вполне уместно согласиться с мнением одного бородача – классика марксизма, ныне не модного всепобеждающего учения, высказавшегося о том, что дворцовые перевороты в Петербурге ХVIII в. были «до смешного легки».