Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Насколько успех такого предприятия мог быть блестящим, настолько были велики и сопряженные с ним опасности, а неудачный исход двух прежних вторжений внушал самые серьезные опасения. В этих двух войнах ветераны, чтившие имя Максимиана, перешли на сторону его сына, а теперь и чувство чести, и личные интересы отстраняли от них всякую мысль о вторичной измене своему знамени. Максенций, счи­тавший преторианскую гвардию самой надежной опорой своего престола, увеличил ее численный состав до его ста­ринных размеров, так что в совокупности с другими италий­цами, поступившими к нему на службу, она составляла сильную армию из восьмидесяти тысяч человек. Со времени подчинения Африки там были навербованы сорок тысяч мав­ров и карфагенян. Даже Сицилия доставила свою долю воен­ных сил, и размеры армий Максенция в конце концов дос­тигли ста семидесяти тысяч пехоты и восемнадцати тысяч кавалерии. Богатства Италии покрывали расходы войны, а соседние провинции были истощены поборами для устройст­ва громадных запасов хлеба и провианта всякого рода. Все силы Константина заключались в девяноста тысячах пехоты и восьми тысячах кавалерии, а так как защита Рейна тре­бовала чрезвычайного внимания во время отсутствия импе­ратора, то он не мог вести в Италию более половины своих войск, если только не хотел принести общественную безо­пасность в жертву своей личной ссоре. Во главе почти со­рока тысяч солдат он выступил против такого врага, силы ко­торого превышали его собственные, по меньшей мере, вчет­веро. Но римские армии несли службу вдали от опасностей и были обессилены распущенностью дисциплины и роскошью. Привыкнув пользоваться римскими банями и театрами, они выступили в поход неохотно, а состояли они большей частью или из ветеранов, почти совершенно отвыкших от употреб­ления оружия, или из молодых рекрутов, и прежде никогда не умевших им владеть. Напротив того, бесстрашные галль­ские легионы долго обороняли границы империи от северных варваров и, неся эту тяжелую службу, упражняли свое мужество и укрепляли свою дисциплину. Вожди отличались друг от друга тем же, чем отличались одна от другой их ар­мии. Прихоть и лесть навели Максенция на мысль о завоева­ниях, но эти честолюбивые надежды скоро уступили место привычке к наслаждениям и сознанию своей неопытности, а неустрашимый Константин с юношеских лет привык к вой­не, к деятельной жизни и к военному командованию.

Когда Ганнибал двинулся из Галлии в Италию, он должен был сначала отыскать, а затем расчистить путь в горы, в ко­торых жили дикие племена, никогда не дававшие прохода регулярным армиям. В то время Альпы охранялись самой природой; теперь они укреплены искусством. Форты, на соо­ружение которых потрачено не менее искусства, чем труда и денег, господствуют над каждым из выходов в равнину и де­лают Италию со стороны Франции почти недоступной для врагов короля Сардинии. Но до того времени, когда были приняты такие предосторожности, генералы, пытавшиеся перейти горы, редко встречали какое-либо затруднение или сопротивление. Во времена Константина жившие в горах крестьяне принадлежали к числу цивилизованных и покор­ных подданных, страна доставляла в изобилии съестные при­пасы, а великолепные большие дороги, проведенные римлянами через горы, открывали несколько путей для сообщений между Галлией и Италией. Константин избрал дорогу че­рез Коттийские Альпы, или - как их теперь называют - Мон-Сени, и повел свои войска с такой быстротой, что ему уда­лось спуститься в Пьемонтскую равнину прежде, нежели при дворе Максенция было получено известие о том, что он покинул берега Рейна. Впрочем, лежащий у подножия Мон-Сени город Суза был обнесен стенами и снабжен гарнизо­ном, который был достаточно многочислен, чтобы остано­вить дальнейшее движение неприятеля; но войска Констан­тина не имели достаточно терпения, чтобы заниматься скуч­ными формальностями осады. В тот же день, как они появи­лись перед Сузой, они подожгли городские ворота, пристави­ли к стенам лестницы и, бросившись на приступ среди града камней и стрел, проникли в город с мечом в руке и перереза­ли большую часть гарнизона. По приказанию Константина пламя было потушено и то, что уцелело от пожара, было спа­сено от совершенного разрушения. Почти в сорока милях от­туда его ожидала более трудная борьба. Военачальники Мак­сенция собрали на равнинах близ Турина многочисленную армию, состоявшую из италийцев. Ее главная сила заключалась в тяжелой кавалерии, организацию которой римляне, со времени упадка у них военной дисциплины, заимствовали у восточных народов. И лошади и люди были покрыты с голо­вы до ног броней, составные части которой были так искусно связаны между собой, что она не стесняла свободы движе­ний. Эта кавалерия имела очень грозный внешний вид, и ка­залось, что нет возможности устоять против ее нападения; ее начальники выстроили ее на этот раз густой колонной, или клином, с острою вершиной и с далеко распространяющими­ся по бокам крыльями и воображали, что они легко сомнут и растопчут армию Константина. Их план, может быть, и увенчался бы успехом, если бы их опытный противник не придерживался такого же способа обороны, к какому прибег­нул в подобных обстоятельствах Аврелиан. Искусные эволю­ции Константина заставили эту массивную колонну кавале­рии разделиться на части и привели ее в расстройство. Вой­ска Максенция бежали в беспорядке к Турину, а так как они нашли городские ворота запертыми, то лишь небольшая их часть спаслась от меча победителей. В награду за эту важ­ную услугу Константин мягко обошелся с Турином и даже выказал ему свое милостивое расположение. Затем он всту­пил в миланский императорский дворец, и почти все города Италии, лежащие между Альпами и По, не только признали над собой его власть, но и с усердием приняли его сторону.

Дороги Эмилиева и Фламиниева представляли удобный путь из Милана в Рим длиной почти в четыреста миль; но хотя Константин и горел нетерпением сразиться с тираном, благоразумие заставило его направить военные действия против другой италийской армии, которая и по своей силе, и по своему положению была способна или остановить его нас­тупательное движение, или - в случае неудачи - пресечь ему путь к отступлению. Храбрый и даровитый полководец Руриций Помпейян начальствовал над городом Вероной и над всеми войсками, расположенными в Венецианской провин­ции. Лишь только он узнал, что Константин выступил про­тив него, он отрядил большой отряд кавалерии, который был разбит подле Брешии и который галльские легионы пресле­довали до самых ворот Вероны. Проницательный ум Кон­стантина тотчас понял и необходимость, и важность, и труд­ность осады Вероны. Город был доступен только через уз­кий полуостров, находившийся на западной его стороне, так как три другое его стороны были защищены Адижем - быстрой рекой, прикрывавшей Венецианскую провинцию, кото­рая служила для осажденных неистощимым запасом людей и съестных припасов. Только с большим трудом и после не­скольких бесплодных попыток удалось Константину перейти реку на некотором расстоянии от города и в таком месте, где течение было менее быстро. Вслед за тем он окружил Верону сильными окопами, повел атаку с благоразумной энергией и отразил отчаянную вылазку Помпейяна. Когда этот неустра­шимый полководец истощил все средства для обороны, какие доставляла ему сила крепости и гарнизона, он втайне поки­нул Верону не ради своей личной безопасности, а в видах об­щей пользы. С невероятной скоростью он собрал такую ар­мию, которая была в состоянии сразиться с Константином, в случае если бы он вышел в открытое поле, или напасть на него, в случае если бы он упорно не выходил из своих око­пов. Император внимательно следил за всеми движениями столь опасного врага и, узнав о его приближении, оставил часть своих легионов для продолжения осадных работ, а сам выступил навстречу полководцу Максенция во главе тех войск, на мужество и преданность которых он мог всего бо­лее полагаться. Галльская армия выстроилась в две линии, согласно общепринятым правилам военной тактики; но ее опытный начальник, заметив, что италийская армия много­численнее его собственной, внезапно изменил расположение своих войск и, укоротив вторую линию, расширил фронт первой линии до одинакового размера с неприятельским. Та­кие эволюции могут быть без замешательства исполнены в минуту опасности только самыми испытанными войсками и обыкновенно имеют решающее влияние на исход битвы; но так как сражение началось к концу дня и продолжалось с большим упорством в течение всей ночи, то его исход зави­сел не столько от искусства полководцев, сколько от храбро­сти солдат. Первые лучи восходящего солнца осветили побе­ду Константина и поле резни, покрытое несколькими тыся­чами побежденных италийцев. Полководец Помпейян ока­зался в числе убитых, Верона немедленно сдалась на произвол победителя, а гарнизон был взят в плен. Когда воена­чальники победоносной армии приносили своему повелите­лю поздравления с этим важным успехом, они позволили се­бе почтительно выразить такие сетования, которые мог бы выслушать без неудовольствия самый заботливый о своем достоинстве монарх. Они упрекнули его за то, что, не до­вольствуясь исполнением всех обязанностей главнокомандующего, он подвергал опасности свою жизнь с такой чрезмерной храбростью, которая почти переходила в опрометчивость, и умоляли его впредь более заботиться о сохранении жизни, ко­торая была необходима для блага Рима и всей империи.