Дитер Лауэнштайн - Элевсинские мистерии

Он быстро поднял и этот камень — вместо меча под ним обнаружилась сухая тростинка, тлеющая изнутри. Огонь в тростинке стал оружием героя — он поджег бычью маску противника. Тот поспешно сорвал охваченную пламенем звериную личину, и взорам явился юноша, точь-в-точь Гиакинф-Аполлон. Впрочем, по другим свидетельствам, это была Ариадна.

Даже если мы согласимся с последним, мы все равно не сможем однозначно истолковать созерцательный образ Это могла быть Афродита Анадиомена, богиня Венера, что свежая, как роса, выходит из моря, а с другой стороны, поскольку здесь участвует огонь, не исключено, ого внутреннему взору открылась дева с младенцем Иак-м Так или иначе, у мистов пробудились оккультные органы над лбом, гортанью и сердцем, и они сумели «зреть Афродиту Уранию, Небесную Жену в солнечной ауре, на лунном серпе, а затем наблюдали, как она преображается и в конце концов держит на руках младенца Диониса — будто и не требовалось превращений от змеи, рожденной Персефоною в Гадесе, до бородатого мужа, прибывшего к берегу на carrus navaiis, до дня рождения Афродиты на Пасху и далее вспять, к младенцу Иакху.

Раз Тесей сам, сидя на круглом камне, играл на лире, словно музыкант Гиакинф, и созерцал мистического младенца, значит, в танце он снова и снова повторял хвалебный клич: "Paide [младенец, мальчик. — А-А.] Bakche Piade-Pai-Paian! Io, Io, Io-Iakche!"

Еще с именем несказанного младенца на устах — несказанного, ибо речи вносят смущение, ведь дело-то идет о душевном возвышении человека, — мисты длинной чей, теперь уже без каната, возвратились в царский покой. Настало утро. Царь велел препроводить их в трапезы и молча разделил с ними завтрак.

Между тем жрица-царевна — мы называем ее Ариад- в своем подземном святилище, малом подобии лабиринта, принимала каждого миста отдельно. Вход наводил на мысль о спирали, само помещение напоминает Море, закругление отсутствует. Каменный стол под окном испещрен мелкими священными письменами. По просьбе Ариадны каждый рассказывал, что видел, слышал пережил в Лабиринте. Сама она ничего к этим сообщению не прибавляла. Кто остался слеп и глух, от нее тоже ничего не узнавал. Если же открывалось глубинное, она повторяла и дополняла рассказ, чтобы все запомнилось правильно и надолго. В особенности три образа никогда не проходили мимо ее внимания, стоило хотя бы вскользь упомянуть их в рассказе: косматая звезда, поток золотых рыб и Небесная Жена, в какой бы ипостаси ее ни созерцали — только лишь Афродиты или матери младенца Иакха.

Ариадна после таинств

На память либо попросту в знак участия она одаривала каждого тем, что ему под стать: кносскими бычьими рогами, изображением волкочеловека и проч. Тесей получил резную статуэтку Небесной Афродиты.

По свидетельству археологов, раскопавших в Элевсине маленький храм "владычиц", мистерии существовали там еще в микенскую эпоху около 1550 года до Р.Х., а поскольку эти таинства бытуют в обрядах, которые мало подвержены изменениям и отражаются в мифах, нам полезно ознакомиться с богословием или мифологией тех времен.

К числу микенских городов-государств, безусловно, принадлежали Пилос, Амшслы, Тиринф, Коринф, Фивы, Афины, Элевсин и — начиная с XIII века — также завоеванный греками критский Кносс. Наивысшего расцвета эти государства достигли в XVII и XVI веках до Р.Х.; не позднее чем к концу этого периода в Элевсине был построен первый Дом посвящений. Культы, верования и практический опыт эти государства заимствовали у крито-минойской культуры, которая была еще на тысячу лет древнее. Сюда относится и слоговое письмо, которое археолог Артур Эванс обнаружил в 1900 году на глиняных табличках кносских хранилищ. Назвали его линейным письмом Б, оно прочитано, язык — греческий.

Прежде чем обратиться к религиозной части 600 коротких текстов, записанных на табличках, мы остановимся на более древних преданиях Эгейского региона вообще.

Самый ранний религиозный памятник в Эгеиде — неолитическое городище возле турецкой деревни Чатал-Хююк в Южной Анатолии, неподалеку от Коньи, где Джеймс Мелларт в 1961–1963 годах провел первоначальные раскопки. Тамошние культовые помещения и идолы доказывают, что религия крестьян и ремесленников в VIII и VII дохристианских тысячелетиях уже была сходна с древне-критской, датируемой четырьмя тысячелетиями позже; обе легли затем в основу раннегреческой религии.

Мелларт так описывает духовные небеса над Чатал-Хююком: "Семейство богов было подобно человеческому семейству; четыре его аспекта в порядке важности таковы: мать, дочь, сын и отец, — а тем самым возникает вопрос, сколько богов видели в них люди неолита — четырех или только двух, потому что мать и дочь (или, возможно, девушка и мать) суть всегда лишь два аспекта понятия "женщина", а сын и отец — две стороны понятия "мужчина". Общее впечатление говорит в пользу двух божеств — Великой Богини и ее сына и возлюбленного. Однако великолепная работа из слоновой кости, найденная на микенском акрополе, соответствует упоминанию о "двух владычицах в кносских текстах"83.

Грекоязычные племена расселились на Южных Балканах и островах Эгейского моря в начале II тысячелетия до Р.Х. Догреческую культуру, существовавшую в этом регионе примерно до 1900 года до Р.Х., принято, вслед за древними, называть пеласгской, или карийской. О том, каков был тогдашний язык, можно лишь догадываться по топонимам вроде Элевсин или Коринф. Материально сохранились остатки построек, яркие, украшения, скульптуры и прочие предметы культуры84. Религия этих племен, как и обнаруженная при раскопках материальная культура, поначалу, видимо, шла из Анатолии, а впоследствии испытала значительное влияние Крита.

"Минойская" культура древнего Крита датируется началом III тысячелетия до Р.Х. Благодаря развитому судоходству она поддерживала постоянный контакт с Древним Царством (Египет). В начале II тысячелетия в столице, Кноссе — открытом в 1900 году А. Эвансом, — в средней части северного побережья, к югу от нынешнего Ирак-лиона, и в некоторых других местах на юге и востоке острова были для культовых и административных целей воздвигнуты огромные дворцы. Поскольку греческое предание называет древнего царя Кносса Штосом, что, вероятно, было титулом вроде фараона (Великий Дом), мы обозначаем эту культуру как минойскую. Во II тысячелетии в Кноссе пользовались слоговым письмом, которое впоследствии заимствовали греко-микенские завоеватели. Хотя мы вот уже более тридцати лет умеем читать раннегреческий язык Микен, Пилоса и других городов материка, аналогичный по шрифту минойский расшифровать до сих пор не удалось.