Морис Симашко - Мaздaк

Их было сотни полторы. Начинало лишь светать, а они уже хлопотали, готовясь к въезду в Ктесифон. Мар Авраам остановился в стороне, и они поглядывали на него, не прекращая суеты...

Потертого худого слона накрывали красным ковром, и он покорно стоял, отгоняя хоботом слепней от язвы за ухом. Потом установили на нем крашенную бронзой площадку и подтолкнули вверх человека, закутанного в красное полотно. К нему еще лазили несколько раз, поправляли факел в его руке и одергивали складки покрывала.

-- Ничего. Миллионы людей с факелами спустятся с гор, когда войдем в Ктеспфон!.

Это обочряюще крикнул Фаршедвард, выстраивающий их по пятеро в ряд. Бугристое постаревшее лицо младшего Карена было густо белено пудрой. Седой карлик Гушбастар -- "Слушающий ночные сны" ни на шаг не отходил от него, и вздрагивал всякий раз огромный безгубый рот. Все они были здесь: приземистый, загребающий ногами-крючьями Барсук, простоватый вождь из Истахра, важный и значительный Лев-Разумник. Наследник царя царей Кавус с теряющимся подбородком все тыкался, как слепой, выбирая себе место, пока не поставил его Фаршедвард сразу за слоном...

И ни на ком, даже на бывшем пайгансаларе Гушба-старе, не было черных курток. Давно забытые красные кабы с карманами для зажигательных стрел надели все. Эти куртки не налезали на раздавшиеся за двадцать лет тела и шеи, и пришлось вшивать куски новой кожи. Красные вставки выделялись при ярком солнце на старых выцветших одеждах...

Все почему-то не двигались они и, чтобы подбодрить себя, разговаривали громкими голосами, по-молодому подталкивали друг друга под локти, смеялись, перебегали из ряда в ряд. А потом громко запели "Песню Красного Слона", и невыносимо было слушать их...

С этой песней Кабруй-хайяма пошли они к воротам Ктесифона. На Авраама продолжали все смотреть, словно приглашая запеть вместе с ними. Но в воротах сразу тише стали они. Фаршедвард подхватил своим сильным, звучным голосом припев о юном вожатом-копьеносце, но совсем умолкли они на улицах города. Лишь время от времени дул кто-то в большой карнай, который несли на плечах...

Так и двигались они через город неровными рядами. Потоки едущих на базар людей перегораживали им дорогу, и приходилось задерживаться, поджидать отставших. Жители стояли на перекрестках, глазея на слона и человека с факелом наверху. Дети по бокам весело взбивали пыль босыми ногами, собаки лаяли из-за дувалов...

Авраам закрыл глаза и увидел белые скалы Мазанде-рана. Там, еще выше горных гнезд Испахпатов, пробиты в граните жилища, и узкая тропа в мир завалена чудовищными глыбами. По дороге в Ктесифон из Мерва рассказали ему, что туда, за вечные тучи, ушли оставшиеся в живых красные деристденаны. Местные жители говорили, что землю из долин принесли они с собой и выращивают на ней хлеб для себя. И еще говорили, что живут эти люди по высокой правде и равенство между ними. К ним уже убегают из долин от притеснений великих, а когда пробьет час, они зажгут факелы и спустятся из-за туч...

К самому завалу в горах подъехал там Авраам и долго смотрел вверх, пока не показалось ему, что он видит этих людей за тучами -- с длинными руками, привыкшими мять тяжелую глину, ковать сошники, ткать ковры, сучить шелк. В солнечных красных кабах были они, и он узнал среди них гончара и его братьев...

Он открыл глаза и снова увидел Фаршедварда, карлика Гушбастара, плоскостопого Барсука, Льва-Разумника. Нет, к этим не спустятся уже из-за туч люди с факелами...

Мар Авраам поскакал к площади. Там уже ждали их. Помост был накрыт коврами, и три человека стояли на нем: в середине новый мобедан мобед с бритым сухощавым лицом, по правую руку от него -- епископ христиан Востока, а по левую руку -- главный раввин Ктесифона и Междуречья. Сзади помоста толпились люди, и были среди них врач Бурзой и маленький иудейский старец со Святой горы. В полутьме арки багровела царская завеса, желтые львы сидели по краям, и недвижные бронзовые тени застыли вдоль ковровой дороги...

Они медленно вошли на площадь: слон с человеком под красным покрывалом и неровные ряды истинно охраняющих правду. Кони были отобраны у них на подходе, но шли они по старшинству, каждый в своем ряду. И остановились, тоже не смешиваясь, пере т. царской завесой.

Долго стояли они так, пока Фаршедвар'1 не подсказал что-то тому, который был на слоне Чсл>лек под покрывалом зашевелился, переступил ноглмп и потянул факел к завесе.

-- О-о!..-- тихонько запели в рядах -- О-о' И тогда заревели царские трубы сграшн^ утверждающе. К холмам укатился их беспош шыи р^л, и тысячу раз усиленный голос спросил:

- ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ?

Поддерживая одной р^кой факел, ';,-лос"" ;.а слоне п^лешно 01ЕСЧ покрывало со сзогго лшц Круглей нос

г>\мя V :р" 'ками задвшался, заь-^ч^ч юя на плоском "^и^ь.^ л ц; Мардан это был, бь ы:ли; на-юмогрщик

' иС', Мг". ь исчкар^е у Спендиагов

-- "Четыре", -- выкрикнул он, -- "Семь" и "Двенадцать"!..

-- О-о-о-о-о-о-о!..--тонко выделился, закатился кто-то из задних рядов. Двое или трое начали бить себя кулаками по голове.

Светлолицый воитель в куртке и мягких гуннских сапогах вышел под арку. Резкий изгиб бровей повторял линию подбородка, и что-то еще от птицы Симург было в его лице. Быстрые глаза обежали площадь, правую руку поднял Хосрой, сын царя Кавада...

Шевельнулись кусты и деревья вокруг, синие молнии забегали между ними. Жалобно затрубил вдруг слон, по-собачьи затряс спиной. Сбросив Мардана, он тяжело вздыбился и побежал, волоча за собой красный ковер. Его выпустили из синего прямоугольника.

Тихо было на площади. Ровные безмолвные линии сходились с четырех сторон. С любопытством смотрели азаты на теснящихся посредине площади людей. Мечи азаты держали перед собой в боевой позиции, на уровне глаз, по "Аин-намаку"...

IV

Мар Авраам поднял глаза к синему небу над Ктеси-фоном. Дым истории увидел он там И плыл над миром человек на красном слоне с факелом в руках Ясные серые глаза и непомерно высокий лоб были у него

-- О Маздак, о-о...

1967 - 1970