Александр Смирнов - Проект Новороссия. История русской окраины

Очевидно, что история Украины не может удревляться за счет истории племен, которые имели свою племенную историю, а не историю украинцев. Это со всей очевидностью видно и на примере антов, история которых прослеживается лишь 200 лет. На истории древлян, которых подчиняют киевские князья, и т. д. Естественно, что когда появляется история Руси, тогда, начинает исчезать история племен. то есть, украинцы принадлежат к цивилизованной истории, их предки-племена к истории первобытной. Уже в XIX в. европейские историки вполне осознавали, что первобытность, или, как они называли ее, — варварство, недопустимо отождествлять с цивилизацией. И вызывает неподдельное удивление, что сегодня, в XXI в. украинские историки до сих пор игнорируют эту истину.

Именно поэтому нужно признать, что формирование русской, белорусской, малорусской (украинской) народностей происходило лишь после разложения племен, то есть, в XIV–XVI вв. и позднее. Причем Украины это касается особенно, ибо она несколько веков подвергалась тяжелым опустошениям, превращаясь, по признанию самого Грушевского в 7-м томе «Истории Украины-Руси», в пустыню. Особенно в центральной части — Поднепровье. Так что смена народонаселения была здесь куда более интенсивной, чем в России и особенно в Белоруссии. Неудивительно, что формирование украинской народности получило более интенсивное развитие только с конца XIX в. А объединены были украинцы, точнее малороссы и русины, в одно административное целое лишь в середине XX в.!

Не менее странным, если не сказать прямо — ненаучным, являлось отношение Грушевского к источникам. Прежде всего, к «Повести временных лет». Этот фундаментальный источник, без которого мы вообще мало что знали бы о Древней Руси, украинский историк потрошил как хотел. Так, он тщательно повторял местоположение восточнославянских племен, прежде всего южных, вслед за летописью. Но без всяких оснований отвергал решающее значение для возникновения Киевской Руси прихода варягов, вытекавшее из той же летописи. И причина у него была. В «Повести временных лет» совершенно однозначно показана теснейшая связь Новгорода и Киева именно в связи с экспансией варягов-скандинавов. Назван путь «из варяг в греки» как пространственная и политическая ось, вокруг которой и формировалась Киевская Русь именно как конфедерация племен. Естественно, что «норманнская теория», которая является единственно научной, ибо опирается на важнейший исторический источник, а не высасывается из пальца, как концепция Украины-Руси, совершенно не устраивала Грушевского, а потому была им отброшена. Ведь теснейшая связь Новгорода и Киева, существовавшая в действительности несколько веков, на корню подрывала концепцию Украины-Руси, ибо оказывалось, что «украинский» Киев и «русский» Новгород были теснейшим образом связаны между собой с самого зарождения Древней Руси. Причем связующим звеном между двумя важнейшими центрами Древней Руси согласно летописи был еще один современный русский, а не украинский город — Смоленск!

Грушевский непревзойденно решил проблему. Он просто забыл о Новгороде в I томе «Истории Украины-Руси»! В результате, Киев остался один и можно было смело отделить Южную Русь от Северной и придумать Украину-Русь. А заодно и доказывать, что государство в Киеве, то есть, по Грушевскому, на Украине, появилось раньше, и намного раньше, чем в России. Хотя упрямая «Повесть временных лет» повествовала обратное: именно в Новгороде стали княжить первые варяжские князья. И прежде всего, родоначальник всех русских князей, в том числе и киевских, Рюрик. Именно из Новгорода варяги пришли в Киев. Сначала Аскольд и Дир, а затем Игорь и Олег с дружиной. Впрочем, не исключено, что варяги-русь появились в Поднепровье даже еще несколько раньше.

В действительности, в период Киевской Руси не было деления на Южную Русь и Северную. Во всяком случае, до времени усиления Владимиро-Суздальских князей с конца XII в. главным было направление север — юг, Новгород — Киев, т. е. путь «из варяг в греки». Наоборот, полоцкие князья, представлявшие будущую белорусскую ветвь Руси, выделились со своим княжеством уже в конце X в. Причем, достоверность фактов, изложенных в «Повести временных лет» подтверждается практически всеми другими историческими и археологическими источниками. Например, византийскими, арабскими, скандинавскими. В частности, «Поучением Константина Багрянородного», фактически второго по важности исторического источника по истории Киевской Руси. Об этом же свидетельствует присутствие варягов (византийский вариант «варанги») в XI в. в гвардии византийских императоров, куда они попадали, несомненно, через территорию Руси. И вероятно, прямо из Киева. Соответственно, и древнерусский термин «варяг» трансформировался в византийский «варанг».

Следовательно, путь «из варяг в греки» сохранял свою важность не только в X в., но и на протяжении XI в. Это заключение полностью подтверждает способ захвата власти самыми могущественными киевскими князьями: как князем Владимиром, так и Ярославом. Они оба княжили в Новгороде и именно благодаря этому захватили власть в Киеве, так как опирались в борьбе со своими братьями именно на новгородцев и варяжские отряды, приводимые ими из Скандинавии. Они повторили военные походы с севера — Новгорода, на юг — Киев, ранее совершенные сначала варягами Аскольда и Дира, а в 883 г. Олегом и Игорем.

О присутствии и привилегированном положении в Новгороде варягов свидетельствует и «Русская правда» Ярослава, изданная около 1015 г. О широкой экспансии варягов по пути «из варяг в греки» говорят и археологические раскопки. Например, на острове Готланд, где были найдены в значительном числе арабские и византийские монеты.

Особенно очевидно соответствие исторической действительности фактам, изложенным в «Повести временных лет», при сравнении с историей Западной Европы IX–XI вв. Последняя также подверглась широкой экспансии скандинавов (норманнов) в те же самые века, что и была основана Древняя Русь. Казалось бы, уже перечисленных фактов, большинство из которых были хорошо известны Грушевскому, предостаточно для признания истинности «норманнской теории», которая только и может быть единственно научной, ибо подтверждается этими историческими фактами. Но признание этого для Грушевского недопустимо, ибо тогда получалось, что киевские князья были не «украинцами», а скандинавами-русью. Нужно было выбирать между научностью истории и концепцией-идеологией. Но выбор для украинского историка был предопределен уже самим его украинством. Впрочем, кому-то могло показаться, что в концепции Украины-Руси есть и рациональное зерно. Грушевский стремится его найти в отождествлении южнорусских племен, прежде всего полян, живших вокруг Киева, и собственно его население с украинцами, что само по себе весьма проблематично. Хотя бы потому, что язык русских летописей, написанных в древнем Киеве, не ближе к современному украинскому, чем к современному русскому, а скорее даже дальше. Следовательно, древние киевляне не говорили и не писали на украинском языке. К тому же, по крайней мере в X–XI вв., язык, на котором говорили киевляне, скорее всего не был идентичным языку племени полян, а имел как раз черты общерусского. Эта вероятность весьма велика, если учесть как транзитный характер Киева, так и этническую пестроту населения. Например, разноплеменный состав княжеской дружины и достаточно тесную связь Киева с Новгородом и Смоленском, а также подчиненное положение собственно полян, основная масса которых относилась к социальным низам Киева и его округи.