Василий Ключевский - Полный курс русской истории: в одной книге

«…был способен к удивительно правильным политическим построениям, но ему туго давалось тогда понимание действительности, т. е. истории. Приступив к составлению общего плана государственных реформ, он взглянул на наше отечество, как на большую грифельную доску, на которой можно чертить какие угодно математически правильные государственные построения. Он и начертил такой план, отличающийся удивительной стройностью, последовательностью в проведении принятых начал. Но, когда пришлось осуществлять этот план, ни государь, ни министр никак не могли подогнать его к уровню действительных потребностей и наличных средств России».

Тут кстати случились события 1812 года и западный поход, растянувшийся до 1815 года. Александру стало не до плана переустройства. Он воевал. Забавно, но после этой войны он действительно осуществил либеральную мечту юности, только… увы, не на территории всей своей страны. Александр настоял на Венском конгрессе, чтобы все государства, в ведение которых попали части территории бывшей Польши, дали этим землям конституцию. И Александр с огромным удовольствием дал конституцию Царству Польскому. Это беспрецедентный исторический факт: страна-завоевательница дает завоеванному государству конституцию, а сама пребывает в рабстве! Разобрался он и с крепостными крестьянами и крепостным правом, правда, тоже особым образом управлявшейся провинции. Свободу (но без земли) он дал всем остзейским крестьянам! Решение было очень непродуманным: теперь помещики обрели право еще больше эксплуатировать своих крестьян, хотя бы и лично свободных. Но Александр верил, что освободил хоть каких-то крестьян! Хорошо хоть, что в самой России он не додумался до такого освобождения!

Вместо освобождения крестьян Александр усиленно занялся цензурой. Вдруг ему стало ясно, что либеральные идеи могут воплощаться радикальными методами. Выступления студентов в Вартбурге ему совсем не понравились. Ради повышения и покачнувшейся духовности среди русской молодежи манифестом 24 октября 1817 года министерство народного просвещения соединили с ведомством духовных дел, дабы «истинно христианское благочестие всегда служило основанием просвещению умов». Что тут скажешь: учителя Аагарпа победил учитель Муравьев. А некто Магницкий, направленный на ревизию Казанского университета, пришел в такой ужас, что доложил начальству: университет подлежит уничтожению за дух «вольнодумства и лже-мудрия», причем Магницкий настаивал не на фигуральном, а на настоящем уничтожении – то есть полном сносе университетских зданий. В конце концов в Петербурге Магницкому выдали полную инструкцию касательно преподавания каждого учебного предмета, с чем тот в Казань и вернулся. Инструкция, по Ключевскому, выглядела так: «философия должна руководиться более всего посланиями апостола Павла, начала политических наук должны быть извлекаемы из творений Моисея, Давида и Соломона и только в случае какого недостатка – из сочинений Аристотеля и Платона; преподаватель всеобщей истории должен был меньше говорить о первоначальном обществе и должен был показать, как от одной пары все человечество развилось; преподаватель русской истории обязан был показать, что при Владимире Мономахе Русское государство упреждало все прочие государства на пути просвещения, и он должен был доказать это законодательством Мономаха о народном просвещении, хотя инструкция не указывала, из каких источников преподаватель должен был извлечь известие об этом законодательстве. В таком духе направлено было преподавание всех предметов. Определен был точный порядок жизни студентов, значительная часть которых по тогдашнему устройству высших заведений жила в самом университете. Так как главная обязанность христианина состоит в повиновении властям, то начальство должно было по инструкции являть пример наистрожайшего подчинения. Директор, наблюдавший за студентами, подбирает штат богобоязненных помощников, наводит у полиции справки о домашней жизни студентов, живших не в университете. Казеннокоштные студенты устроены были в иноческую общину, в которой должны были господствовать столь строгие нравы, сравнительно с которыми строго устроенные женские институты казались распущенными. Студенты распределялись не по курсам, а по степеням нравственного содержания; каждый разряд жил в особом этаже университетского здания, обедали отдельно, чтобы порочные не могли заражать: если студент провинится, то он должен вынести известный курс нравственного исправления. Он назывался не виноватым, а грешным; его сажали в особую комнату, называемую „комнатой уединения^ (в позднейшем переводе эта комната называется карцером); окна и дверь этой комнаты были заставлены железной решеткой; над входом виднелась надпись из Священного Писания; в самой комнате на одной стене висело распятие, на другой – картина Страшного суда, на которой наказываемый должен был отметить будущее место свое среди грешников. Студента вводили в комнату в лаптях, в крестьянском армяке; он должен был находиться в комнате пока исправится. В продолжение его заключения товарищи каждое утро перед лекциями должны были молиться за него; заключенного каждый день посещал священник, который по окончании курса испытания исповедовал и причащал его. Течение университетской жизни получило духовную, монашескую окраску; этой окраской отличались и некоторые лекции. На торжественных актах пелись духовные гимны, читались речи все о нравственном совершенстве, о согласовании образования с истинами веры; эти почтенные слова помыкались на каждом шагу». Были преподаватели, которые так прониклись идеей нравственного воспитания, что собирались читать нравственную математику и геометрию, именуя гипотенузу символом соединения земного с Божественным!

Самым близким человеком к Александру стал в это время Аракчеев, о котором говорили, что он хочет сделать из России казарму и приставить фельдфебеля к дверям. Совсем неудивительно, что такие строгости и глупости привели к результату обратному: возмущенные офицеры самых элитных полков вышли на Сенатскую площадь. Это были декабристы. Правда, вышли они уже после смерти Александра, как раз в день, когда его младший брат Николай должен был стать императором.

Молодые вольнодумные люди, посмевшие открыто восстать против существовавшего порядка, появились отнюдь не сами по себе. Ключевский связывает происхождение декабристов из одного странного учебного заведения рядом с дворцом Юсупова. Заведение было страшно дорогим, страшно элитарным и принадлежало иезуитам, которые наводнили Петеребург еще во времена императора Павла, внушив тому уверенность, что разницы между православием и католицизмом никакой нет, а последний так даже лучше для монархического воспитания. В этом пансионе у Юсуповского дворца и воспитывались многие «декабристские» фамилии: Орловы, Меншиковы, Волконские, Бенкендорфы, Голицыны, Нарышкины, Гагарины и т. д.