Франсуа Блюш - Людовик XIV

Король обычно видел дальше и охватывал все масштабней. В области строительства, например, он проектирует и решает все сам. Он просит Кольбера ничего не предпринимать в этом деле без его ведома. Если королю представляется, что Кольбер проинформировал его о строительстве лишь в самых общих чертах, он возвращает своему министру доклад с заметкой на полях, выраженной в весьма повелительной форме: «Детали всего!» {291}И тогда Кольберу ничего не остается, как корпеть над деталями (здесь мастерство исполнения доведено до гениальности). В иных делах они дополняют или, лучше сказать, сменяют друг друга. «Кодекс Людовика» заслуживает того, чтобы сохранить и прославить имя своего зачинателя; но, не будь Кольбера, говорили ли бы мы о нем через три века после его появления? Решения издать ордонансы о торговом флоте (1681) или военно-морских силах (1669, 1689) были приняты королем, но разработаны ордонансы были Кольбером и его сыном Сеньеле. Работа всегда ведется коллективно. Король подписывает, министр скрепляет подпись: Людовик — и ниже: Кольбер .

Если неудачно решение, которое было принято в результате работы в упряжке, непопулярен эдикт, если спорно то или иное назначение или оказывается непригодным разрешение того или другого вопроса, Людовик никогда не уходит от ответственности {251}. Никогда король не прячется за спиной Кольбера, Лувуа или Поншартрена. Он совершенно естественно и закономерно прикрывает членов своей команды, в этом режиме король мыслится как единственная за все ответственная фигура, тем более что он по собственной воле приобщается к работе, которую сам заказывает. Таким образом, королевская власть, которая, если учесть огромный авторитет ее самого могущественного министра, могла представиться кое-кому утратившей свой абсолютный характер, снова предстает перед глазами во всей своей славе, блистательно свободной де-юре и добровольно связанной дефакто. Масштабность и тщательность, свобода и зависимость переплетаются и объединяют Людовика XIV и Жан-Батиста Кольбера. Ведь не бывает же великих творений без спецификаций.

«Поколение юного Людовика XIV [33] Это суждение принадлежит профессору Ив Марии Берсе. хочет, чтоб были произведены преобразования и централизация и надеется, что будет установлен порядок и укреплена власть»; и вот через двенадцать лет после Фронды появляется огромное количество кодексов, ордонансов и уставов. Для просвещенных монархов XVIII века они стали образцом для подражания. Традиционная историография приписывает обычно всю заслугу их создания Кольберу и его сотрудникам. Но «современники спонтанно воздали дань уважения королю за создание кодекса французского права» {251}. Это было не лестью, а признанием плана, воли и приложенного труда. Без великого замысла Людовика XIV: «трудиться ради закладки юридического фундамента королевства» — Кольбер никогда не смог бы проявить себя в полной мере. Без изучения Кольбером старых и новых ордонансов, без его методичности, без свойственного ему стремления к эффективности королевский проект не был бы осуществлен так быстро и так удачно. Замыслы короля и конкретный гений министра сочетаются. Их программы чудесно дополняют друг друга, поскольку «большой кодекс французского права, обнародованный Людовиком XIV, является (в большей своей части) законодательной оболочкой администрации Кольбера» {251}.

Об этом свидетельствуют три примера. Ордонансы о водах и лесах (1669), о торговле (1673) и морском флоте (1681) представляют одновременно, во-первых, регламентирование, необходимое министру, чтобы улучшить функционирование административного аппарата значительной части своего ведомства, и, во-вторых, кодификацию общенационального масштаба и имеющую почти мировое значение: через триста лет после ордонанса о морском флоте 1681 года около тридцати его статей остаются в силе, особенно те, которые «определяют морское побережье и его юридический статус (книга IV, глава 7)» {251}. Ордонанс о водах и лесах, соответствующий некоей «национализации» лесов, направлен на то, чтобы предохранить и приумножить достояние, а также обеспечить резервы судостроительных верфей и арсеналов Его Величества. Он нисколько не абстрактен и не утопичен, поэтому является образцовым (лесное национальное ведомство им пользуется и поныне). Его появлению предшествовала большая исследовательская работа, начатая еще в 1663 году. Ордонанс о торговле был также подготовлен коллегиально и весьма конкретно между 1669 и 1673 годами. Ордонанс о морском флоте созревал еще дольше. Кольберу, который опирался при разработке этого указа на данные, подготовленные комиссией портов, потребовалось не менее одиннадцати лет, чтобы определить и сформулировать программу морского флота. Отсюда и всеобъемлющий характер этого знаменитого ордонанса. Данный документ, которому действительно предназначено большое будущее (не он ли закладывает основы морского страхования?) и который составляет суть морской политики Кольбера, утверждает в то же время «программу мер, направленных как на приумножение количества портов и кораблей, так и на создание надежной морской полиции» {251}. Составляя законы, Людовик XIV и его министр усиливают, облагораживают, делают достойной подражания свою ежедневную, постоянную административную деятельность. Создавая современную администрацию Европы, Людовик и Кольбер устанавливают и оттачивают французское право.

Эти реформы — не революции. Они не нацелены на то, чтобы создать что-либо новое, если можно ограничиться улучшением старого. Они часто дают направление, а не навязывают силой, они кодифицируют, а не создают новые законы. Реформы не направлены на перевороты, они щадят структуры. Кто подготавливает эти важные ордонансы, эти отменные кодексы? Три дюжины комиссаров, членов государственной службы, которых король назначает или увольняет в зависимости от надобности. Кому вышеназванные ордонансы дают все больше и больше преимущественных прав при решении и исполнении? Комиссарам. Кольбер легко убедил короля, у которого крепко засели в памяти годы Фронды, что комиссары — его люди, что они дисциплинированные, открытые, старательные, способные, динамичные чиновники, совсем не похожие на своих собратьев судейских, на этих мрачных, упрямых, эгоистичных парламентариев, закомплексованных узкоюридическими предрассудками. Комиссары же, наоборот, даже если они и бывшие парламентарии, поворачиваются спиной к старым структурам юридических институтов; они за современное государство, за его службу. Несколько десятков комиссаров стали главными пружинами страны. Король так же, как и Кольбер, может на них положиться. Воспользуются ли они своими реформами, чтобы совершить административную революцию? Нисколько. Конечно, Франция не так богата, чтобы вернуть одним махом владельцам должностей их капиталы. Но политические интересы превалируют над финансовыми возражениями. Королевство — живой организм. Нельзя его подвергнуть серии ампутаций, резать по живому, в то время как есть возможность применить мягкое и в то же время эффективное лечение. Вот почему Людовик XIV и Кольбер, если и предоставляют разные привилегии нескольким десяткам комиссаров, преданных их новаторской программе, продолжают терпеть присутствие 45 000 должностных лиц судейского звания и финансового аппарата, — владельцев своих должностей, иногда тоскующих по Фронде, людей, в общем образованных, но не всегда прогрессивных.