Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I

Полновластным хозяином Господина Великого Новгорода было вече – народное собрание всех свободных и полноправных граждан города (иногда в нём участвовали и представители новгородских городов-«пригородов»). Вече существовало и в других регионах Руси, но нигде оно не достигло такого могущества и оформления, как в Новгороде.

Изначально город возник как союз нескольких поселений на берегах Волхова. (В Элладе подобное соединение поселений в полис – например, появление Афин при Тесее – называлось синойкией.) Позднее эти пять поселений назывались «концами» и располагались на двух берегах реки – на западном (Софийская сторона, с кремлём (детинцем) и Софийским собором) и на восточном (Торговая сторона с Ярославовым дворищем, где висел вечевой колокол и собиралось вече). Помимо общегородского веча существовали местные – уличанские (по улицам) и кончанские (в концах) веча, избиравшие своих уличанских и кончанских старост. По словам В.О. Ключевского: «совокупность всех этих союзных миров выражалась в общем вече города».

Городское вече могли созвать князь, посадник или группа граждан. По удару колокола тысячи новгородцев собирались на Ярославовом дворище, чтобы обсудить важнейшие вопросы; все имели равное право голосовать и выступать.

Компетенция веча, действующего на принципах прямой (а не представительной) демократии, подобно античным полисам, была всеобъемлющей: принятие законов, приглашение и изгнание князей, выборы и смещение должностных лиц, новгородского архиепископа, высший суд для пригородов, торговые договоры и внешнеполитические вопросы (война, мир). При вече находилась своя канцелярия («вечевая изба») во главе с «вечевым дьяком» (секретарём), и постановления веча («вечные грамоты») скреплялись печатями Господина Великого Новгорода. В случае разногласий на вече вопрос решался громкостью криков, а, порой, и силой. Нередко созывались два веча – на Софийской и Торговой стороне, и враждебные группировки сходились на Великом мосту через Волхов в кулачном бою, бросая противников в воду. Как писал В.О. Ключевский: «осилившая сторона и считалась большинством».

Вече, начиная с XII века, избирало должностных лиц: посадника (он возглавлял администрацию, командовал ополчением, вершил суд и руководил посольствами) и тысяцкого (отвечавшего за сбор налогов). Причём формально посадником мог стать любой новгородец, но реально выбирались представители немногих боярских кланов, тогда как тысяцкий представлял небоярские, низшие слои населения.

Важнейшей фигурой в Новгороде был архиепископ. Его также выбирали на вече (начиная с 1155 года), а потом его кандидатуру лишь утверждал митрополит киевский. Таким образом, он не был греком, присланным из Константинополя, не был ставленником великого князя (как немногие митрополиты русского происхождения, ненадолго возглавлявшие церковь в домонгольский период), но являлся новгородцем, избирался вольным городом и представлял его интересы, сочетая духовный авторитет, политическую власть и экономическую мощь. Новгородский владыка обладал колоссальным влиянием: возглавлял «совет господ» (правительство Новгорода), вёл переговоры с князьями, обладал значительными земельными угодьями, располагал собственным войском («владычный полк»), хранил новгородскую казну, печать, меры и весы города, рассматривал часть судебных вопросов.

Символом Новгорода стал кафедральный Софийский собор. Сами новгородцы рассматривали свой город как «волость святой Софии», находящуюся под её покровительством – и на войне гибли «за святую Софию». Архиепископ благословлял народ на битву, мирил враждующие группировки во время частых раздоров. Под его председательством «совет господ» готовил доклады и решения к народному вечу. В «совет господ» входили старосты, тысяцкие, посадники – нынешние и бывшие. По замечанию В.О. Ключевского: «это была скрытая, но очень деятельная пружина новгородского управления». Помимо этого имелись различные коллегии должностных лиц, например, аппарат судебных и полицейских исполнителей: приставов, подвойских, изветников, позовников, биричей. Судебные функции разделяли между собой новгородский архиепископ, посадник, тысяцкий и княжеский наместник.

Для новгородской республики характерна не только экономическая мощь и политическая независимость, не только расцвет самобытной культуры (здесь строились десятки храмов, существовала почти повсеместная грамотность, велось местное летописание, имелась своя иконописная традиция), но и культивируемая веками атмосфера свободы, вольницы, самоуправления. Самый бедный новгородец ощущал себя равным князю. Образы гордого своенравного купца Садко и бесшабашного богатыря Василия Буслаева, запечатлённые в былинах Новгорода, отразили характерные типажи новгородцев.

Особым институтом, характерным для новгородской республики, было ушкуйничество (от слова «ушкуй» – корабль). Ушкуйниками назывались пираты, авантюристы, которые, собравшись в большие ватаги, «спонсированные» отцами города, совершали дерзкие набеги на соседей, ища славы, приключений и добычи. Новгородские ушкуйники – аналог европейских корсаров, каперов и флибустьеров. Новгородское правительство, формально не отвечавшее за действия ушкуйников, часто открещивающееся от них и даже на словах «журившее» их (как английская королева Елизавета порой «журила» пирата Френсиса Дрейка, обеспечившего Англии конца XVI века победу над Испанией в борьбе за владычество над морями), на деле поддерживало ушкуйников и рассматривало их как важный инструмент новгородской политики – внешней и внутренней. Бояре давали деньги на снаряжение ушкуйных эскадр, поскольку, во-первых, они приносили городу фантастическую добычу и захватывали новые земли, расширяя пределы республики, а во-вторых, снимали социальное напряжение внутри Новгорода, давая выход энергии его чересчур буйных и недовольных граждан. Ушкуйники грабили балтийское побережье, поволжские города, Волжскую и Камскую Булгарию, каспийское побережье и Швецию, земли на Белом море… Так, в 1366 году флот ушкуйников из 150 судов обрушился на Нижний Новгород. Новгородцы разграбили город, перебили армянских и персидских купцов в нём. Несколькими годами позже были разорены Кострома и Ярославль. Легендарный Василий Буслаев был именно таким ушкуйником-пиратом. На фоне последующей мрачной и деспотической истории Руси Новгород часто казался потомкам светлым пятном вольности и самоуправления. Новгородское вече манило взоры и декабристов, и М.Ю. Лермонтова (восславившего Новгород в поэме «Последний сын вольности»), и А.И. Герцена и многих других мыслителей, поэтов и общественных деятелей, стремившихся во что бы то ни стало найти и возродить прерванную и задушенную традицию свободы в русской истории. Однако Новгород не следует идеализировать. Демократическое и республиканское вечевое устройство сочеталось здесь с безжалостным ограблением «пригородов» и покорённых северных народов, разбоями ушкуйников и всевластием боярской олигархии, исподволь руководившей городом. Эти пороки и болезни подтачивали новгородскую свободу и независимость и в итоге привели Новгород к крушению, сделав его в XV веке легкой добычей самодержавной Москвы (подобно тому, как гордый и вольный республиканский Рим стал со временем сенаторско-олигархическим и имперским и привёл к власти Цезаря, а вольные города Западной Европы по сходным причинам были легко побеждены абсолютизмом королей в XVI веке).