Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II

Государственная дума избрала на главные посты президиума только членов партии к.-д. [118] Председатель – С. А. Муромцев; товарищ председателя – князь Петр Д. Долгоруков и Н. А. Гредескул; секретарь – князь Д. И. Шаховской. Но с первых же дней более левые течения стали себя проявлять. Решено было составить «ответный адрес на тронную речь» – таким конституционным термином назвали приветствие государя – и включить в этот адрес целую программу во главе с «полной политической амнистией».

Во время прений были резкие выпады против власти. «Мы знаем, – говорил Ф. И. Родичев, – сколько преступлений прикрыто священным именем Монарха, сколько крови скрыто под горностаевой мантией, покрывающей плечи Государя императора». Доказывая, что никакие кары не остановят террора, Родичев воскликнул: «Этих людей можно наказать только прощением»; крайние левые обиделись на это выражение и стали доказывать, что амнистия – «акт элементарной справедливости».

Других речей почти не было слышно. Единственным выступлением «справа» во время прений об адресе была ироническая поправка волынского священника Концевича: когда из адреса исключили выражение « русский народ» (чтобы не задеть другие национальности), Концевич предложил включить в адрес слова: «Государственная дума озаботится, чтобы Россия… потеряла свое своеобразие и даже свое имя». Государь следил за думскими прениями с возрастающим возмущением. Террор не прекращался: 1 мая был убит начальник Петербургского порта адмирал Кузьмич. Из провинции продолжали приходить вести об убийствах городовых…

В вечернем заседании 4 мая М. А. Стахович, один из немногих понимавших, как князь С. Н. Трубецкой, язык обеих сторон, сделал попытку найти примирительный исход из возникшего конфликта – придать идее амнистии приемлемую для государя форму. «Крестьяне, избравшие меня в Думу, – говорил М. А. Стахович, – наказывали мне: «не задевайте царя, помогите Ему замирить землю, поддержите Его…» Амнистия – огромный размах доверия и любви. Но почин – это еще не все. Кроме почина, существует еще ответственность за последствия , и эта вся ответственность останется на Государе… Я обращаюсь к тем, кто помнит, как десять лет назад в час помазания на царство Николая II Он в Успенском соборе при открытых царских вратах приносил Богу клятву… Он не может забыть этой торжественной клятвы «все устрояти для пользы врученных Ему людей и ко славе Божией…» Он знает, что здесь Он безответственен… но это не снимает с души Его ответа там , где не мы уже, а Он ответит Богу за всякого замученного в застенке, но и за всякого застреленного в переулке . Поэтому я понимаю, что Он задумывается и не так стремительно, как мы, принимает свои решения. Надо помочь Ему принять этот ответ . Надо сказать Ему, что прошлая борьба была ужасна таким бесправием и долгой ожесточенностью, что доводила людей до забвения закона, доводила совесть до забвения жалости. Цель амнистии – будущий мир в России . Надо непременно доказать, что в этом Государственная дума будет своему Государю порукой и опорой . С прошлым бесправием должно сгинуть преступление как средство борьбы и спора. Больше никто не смеет тягаться кровью. Пусть отныне все живут, управляют и добиваются своего не силой, а по закону. По обновленному русскому закону – в котором мы участники и ревнители, по старому закону Божию, который прогремел 4000 лет назад всем людям и навсегда, – не убий».

И М. А. Стахович предложил включить в адрес слова: «Государственная дума выражает твердую надежду, что ныне, с установлением конституционного строя, прекратятся политические убийства и другие насильственные деяния, которым Дума выражает самое решительное осуждение, считая их оскорблением нравственного чувства народа и самой идеи народного представительства ».

Предлагалось осудить только будущие убийства : прошлое покрывалось полной амнистией. Ту же мысль в печати в тот же день защищал князь Е. Н. Трубецкой, а в Госдуме к ней присоединился виленский депутат епископ барон Рооп.

Но психологическая связь большинства Думы с революцией оказалась слишком глубокой. Стаховичу вышел возражать Родичев: «Это не церковная кафедра! Наше ли дело выносить нравственное осуждение поступков?.. Мы, господа, не посредники между Государем и народом… В нашем лице перед Государем сам народ стоит…» И дальше: «В России нет правосудия! В России закон обращен в насмешку! В России нет правды. Россия в этот год пережила то, чего не переживала со времен Батыя…» Еще определеннее говорил депутат Шраг: «Нет, не можем мы осуждать тех, кто жизнь свою положил за други своя!.. кто сделались народными героями, кто является во мнении народном жертвами за его свободу и великими страдальцами».

Тщетно Стахович доказывал, что если казней, как говорят, было за последние месяцы около 90, – за то же время убито 288 и ранено 338 русских граждан – представителей власти, большей частью простых городовых. («Мало!» – кричали на скамьях крайней левой.) «Русский народ, – заключил Стахович, – скажет, что это не служение ему и его благу, это душегубство, и он его не хочет». Поправка была отклонена – и только 34 депутата приложили затем к протоколу свое особое мнение.

После этого адрес был принят единогласно – несколько умеренных и правых удалилось, а небольшая группа социал-демократов заявила, что она воздерживается. Но этими прениями была по существу предрешена дальнейшая судьба Первой Государственной думы.

Revue des deux Mondes с недоумением спрашивала по поводу требования новой политической амнистии: «А преступления? а грабежи? а убийства? Думе предложили высказаться против них – она этого не сделала». Если так писал французский умеренный журнал – легко себе представить, как должен был отнестись к этим требованиям государь, для которого убиваемые, «застреленные в переулке», были его верными слугами, жертвами долга.

Адрес Государственной думы содержал и требования, противоречившие основным законам, – ответственное перед Думой министерство, упразднение Госсовета; в нем говорилось и про принудительное отчуждение земель; но решающее значение при его оценке имело это требование амнистии («безнаказанности убийц») при одновременном отказе осудить убийства даже на будущее.

Государь не замедлил выразить свое отношение. Он отказался принять президиум Думы, который должен был поднести ему адрес, и поручил И. Л. Горемыкину сообщить С. А. Муромцеву, чтобы тот препроводил адрес через министра двора.

На следующий же день, 5 мая, в «Правительственном вестнике» начали печататься телеграммы на имя государя от правых организаций с резкими выпадами против Думы.