Александр Васильев - Суд присяжных: последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными: стратегия и тактика защиты

Или вот два варианта ответа никоим образом друг другу не противоречащие, но вызывающие совершенно разное отношение к подсудимому со стороны слушателей (присяжных).

— Известно ли Вам о причастности Васи Пупкина к преступлению?

Варианты:

— Да, известно.

— Да, известно от следователя, который меня ранее допрашивал.

Разница в восприятии слушателем этих по сути-то одинаковых (почти) ответов весьма очевидна…

Важную роль в подготовке свидетеля к даче показаний в суде присяжных играет и психологический настрой. Причем, чем более важная информация будет доводиться до сведения присяжных, тем важнее роль настроя, поскольку придется буквально прорываться через околозаконные и совершенно незаконные препятствия со стороны суда и прокуратуры. Соответственно, свидетель должен быть заранее предупрежден о возможных конфликтах в ходе допроса с председательствующим и путях их решения. Задача адвоката просчитать возможные направления хода допроса и вероятные уловки обвинения, придумать способы их преодоления и отработать со свидетелями защиты или подсудимым правильные и законные реакции. Свидетель также должен быть осведомлен о типичных приемах и методах председательствующего и прокурора для саботирования дачи показаний неугодным свидетелем. Кроме того, свидетель должен быть готов к предполагаемым неудобным вопросам со стороны обвинения (неудобным, в первую очередь, за счет передергивания и вырывания информации из контекста).

При допросе у следователя, как правило, не особо важно насколько достоверно звучат показания. Важно лишь как будут выглядеть слова, записанные в протокол. Именно документ должен выглядеть достоверным. Соответственно, при ответе на вопросы на следствии можно особо не следить ни за мимикой, ни за невербальными жестами, зато можно достаточно долго думать над ответом и корректировать сказанное. Совершенно иное — в суде присяжных. Там достоверным должно выглядеть именно каждое слово, произнесенное при коллегии, а не записанное потом в протокол судебного заседания.

В идеале допрашиваемый, при подготовке к даче показаний, должен понимать и тактические приемы, и общую стратегическую цель допроса — с тем чтобы в нестандартных ситуациях не растеряться, а уметь сымпровизировать так, чтобы в конечном итоге действовать в общем направлении защитительной стратегии.

Однако, помимо внепроцессуальных и психологических требований к подготовке допроса свидетеля, играют свою роль и требования процессуальные. Так, возвращаясь к вопросу о «запретных словах», необходимо убедить, научить, заставить свидетеля не пользоваться некоторыми словами и выражениями, совершенно не допустимыми при даче ответов в суде. К таковым относятся: «Я думаю, что…», «Мне кажется…», «По-моему…», «Вроде бы…», «Наверное…» и пр. Еще раз напомню, что свидетель допрашивается только по известным ему обстоятельствам, соответственно все, что может быть истолковано судом как предположения, умозаключения, выводы и оценки — на суде присяжных тщательно отсеивается и запрещается. Так что, если не хотите, чтобы свидетеля через раз останавливали, добейтесь от него исключения указанных и им подобных выражений из лексикона…

Ранее уже перечислялись и подробно раскрывались обстоятельства, не подлежащие доведению до присяжных заседателей. В частности, сведения о личности подсудимого или потерпевшего, сведения о преступлениях, не являющихся предметом исследования по настоящему делу, сведения процессуального характера и т. д. Соответственно, если доведение таких сведений не предусмотрено стратегией защиты (с вероятным сопутствующим конфликтом), то следует тщательно разъяснить свидетелю о недопустимости упоминания указанных обстоятельств. Нужно попробовать довести этот навык до автоматизма с тем, чтобы свидетель сам умел вовремя понять — какие именно сведения он не должен сообщать присяжным. Это важно в связи с тем, что довольно часто судьи используют подобные оговорки свидетелей как повод для их удаления из зала суда в связи с якобы «нарушением порядка в зале суда». Вот чтобы этого не случилось, надо научиться не давать суду такого повода.

Существуют ли какие-то специфические приемы и методы, используемые в допросах отдельных категорий участников процесса? Да полно! Взять хотя бы для примера допрос опознающего, то есть свидетеля ранее опознававшего подсудимого. Если опознающий действительно видел и хорошо запомнил подсудимого, то опровергнуть его показания будет крайне сложно, если вообще возможно. В то же время следствие не брезгует пользоваться услугами и «не совсем правильных» опознающих. Да, возможно, этот человек и был на месте преступления, и даже видел там преступника, однако с учетом стресса и краткости времени не смог его запомнить, и только благодаря специфическим приемам работы следствия он неожиданно «вспоминает», что преступником был именно подсудимый. Не редки случаи, когда опознающий вообще является подставным. Естественно, что на дачу показаний в суде такие «опознающие» приходят, заучив практически наизусть содержание своего протокола допроса и протокола опознания. В задачу защиты, в свою очередь, при подготовке к допросу такого свидетеля входит детальное изучение протоколов следственных действий, составленных с его участием, с целью выявления противоречий и «узких мест».

Вообще, что такое опознание и, прежде всего, опознание человека? Это сопоставление запечатленных в памяти опознающего отдельных черт человека с чертами имеющегося в наличии опознаваемого. Например, нередки случаи, когда опознающий заявляет, что опознал подсудимого по цвету волос, овалу лица и общему телосложению. Прекрасно. То есть из сказанного получается, что опознающий из всего многообразия черт человека запомнил только (если запомнил) цвет волос, телосложение и форму лица. Достаточно ли этих трех признаков для того, чтобы каждого, кто ими обладает, записывать в преступники?

Вот, скажем, опознающий заявляет, что опознал подсудимого по цвету волос и форме головы. Вроде бы убедительно, но! Давайте-ка вспомним, что опознающий не просто описывал форму головы и цвет волос в ходе опознания, а выбирал наиболее близкое к своему мыслительному образу лицо из трех предложенных кандидатур (опознаваемого и двух статистов). Таким образом, получается, что фактически имеет место не опознание, а скорее тестирование — выбор «правильного» ответа из трех предложенных вариантов. Форма лица у подсудимого была точно такая как у преступника, либо наиболее похожая на форму лица преступника из числа трех опознаваемых? А насколько двое других статистов были похожи или не похожи на опознаваемого? Вот эти вопросы-рассуждения тоже весьма действенны при допросе и последующем анализе результатов опознания в прениях. Просто нужно помнить, что на практике опознающий всегда выберет именно того, кто наиболее похож на преступника, точнее на тот образ, который ему удалось запомнить. Однако есть ли у нас уверенность, что он не выберет человека просто по той одной-двум приметам, которые смог хорошо запомнить? (Рыжим волосам, торчащим ушам и т.п.)