Роман Пересветов - Тайны выцветших строк

«Список» или, скорее, справка, составленная неизвестным автором, начиналась словами:

Сколько у царя рукописей с Востока; таковых было всего до 800, которые частию он купил, частию получил в дар.

Восемьсот древних манускриптов! В библиотеке французского короля Карла IX греческих рукописей было в три раза меньше. Правда, мать этого короля, знаменитая Екатерина Медичи, имела свое большое собрание, насчитывавшее столько же древних рукописей. Но они уже были известны ученым.

Большая часть суть греческие; но также много и латинских,

— говорилось в следующей строке. Наиболее ценные рукописи были тут же названы.

Из латинских автор указывал:

Ливиевы истории, которые я должен был перевести.

Эти слова бросили Клоссиуса в жар. Список открывался именем одного из величайших историков древности, жившего в эпоху императора Августа, автора грандиозного труда о Римской империи. Этот труд состоял из ста сорока двух томов. Сохранилось же всего тридцать пять. Все остальные считались утраченными. Содержание их было известно только в общих чертах по произведениям более поздних авторов.

Следующая строка давала повод для еще более волнующих предположений:

Цицеронова книга Де република и восемь книг Историарум.

Знаменитейший оратор и государственный деятель древности Марк Туллий Цицерон часто упоминал в своих речах и сочинениях о выдающихся лицах и событиях. В специальном исследовании «Де република» («О государстве») он высказал свои взгляды на устройство аристократической республики — государства собственников и рабовладельцев. Сочинение это — целых шесть томов — считалось навсегда утраченным, но в начале XIX века библиотекарь Ватикана Анджело Май неожиданно обнаружил его текст на другой рукописи — на так называемом палимпсесте. Слово это греческого происхождения и буквально означает: «соскабливаю (стираю) написанное». Книги в древности писались на пергамене, выделывавшемся из кожи животных и ценившемся очень дорого. Кожи одного теленка хватало, например, всего на восемь — десять листов выделываемого из него пергамена. Поэтому старые тексты часто стирали с пергамена губкой, а в эпоху сумасбродного римского императора Калигулы на поэтических состязаниях сочинителей даже заставляли слизывать неудачные произведения языком. Позже ненужный текст соскабливали пемзой или ножом или покрывали обесцвечивающей смесью из молока, тертого сыра и необожженной извести. Тогда на использованном листе можно было опять писать. Масса ценнейших для историков сведений из-за этого погибла! Но чернила в древности отличались большой стойкостью и глубоко въедались в пергамен. Под воздействием воздуха или химических средств буквы снова оживали, и старый текст иногда удавалось восстановить.

Библиотекарь Ватикана иезуит Май, обрабатывая химическими средствами богословское сочинение о псалмах «блаженного» Августина, воскресил часть написанного раньше на том же пергамене исследования Цицерона «О государстве».

Но, быть может, Иван Грозный был обладателем полного текста этого исследования? В найденном Дабеловым списке упоминались, кроме того, восемь книг не дошедшего до нас сочинения Цицерона — «Историарум».

Клоссиус впоследствии писал, что находка хотя бы одного этого восьмитомника была бы для мировой науки еще более крупным событием, чем частичное восстановление текста «О государстве» ватиканским библиотекарем Май.

Далее в списке значились:

Светониевы истории о царях, также мною переведенные.

Тут, конечно, подразумевались «Двенадцать биографий цезарей» Гая Светония Транквилла, слывшего собирателем дворцовых сплетен. Иван Грозный, видимо, захотел познакомиться с содержанием этой книги и поэтому приказал перевести ее одной из первых. В Париже Клоссиус видел лучший из сохранившихся списков «Истории» Светония, но в нем был большой пропуск в самом начале. Имелся ли этот пропуск и в московском экземпляре? Клоссиуса не мог не интересовать такой вопрос.

Тацитовы истории.

Из двенадцати томов этого сочинения знаменитейшего римского историка Публия Корнелия Тацита уцелели только первые четыре и часть пятого, охватывавшие лишь два года после падения Нерона. Какой же период Римской империи отражали тома, находившиеся в библиотеке Ивана Грозного? К досаде Клоссиуса, пастор не догадался это отметить.

Вергилия Энеида и Итх…

Знаменитая поэма Вергилия дошла до нас во всей своей античной красе. Но тут еще стояло некое таинственное «Итх» — начальные буквы какого-то другого неизвестного сочинения крупнейшего поэта эпохи императора Августа. Может быть, «Итхифалеика»? Произведение под таким названием приписывалось Вергилию. Как важно было бы найти хотя бы одну его копию. Такая находка устранила бы все сомнения.

Оратории и поэмы Кальвуса.

Современные справочники упоминают о поэте Кае Лицинии Кальвусе, сопернике Цицерона в ораторском искусстве. Но они молчат об его произведениях потому, что о них до сих пор не было никаких сведений. Исследование его поэм, хранившихся в библиотеке Ивана Грозного, возможно, показало бы, что Кальвус был не только талантливым оратором, но и поэтом.

Юстинианов кодекс конституций и собрание новелл.

Как специалист по римскому праву, Клоссиус, конечно, был знаком со сводом основных законов — конституций Восточной Римской империи, — изданным в VI веке при императоре Юстиниане. Но рядом с этим сборником в списке Дабелова упоминалось еще «собрание новелл». Юстиниан не был писателем-новеллистом. Вероятно, это были еще более ранние конституции его предшественников, известные под названием «Феодосиевых новелл». Этот сборник, конечно, тоже заинтересовал Клоссиуса, так как первый официальный свод указов римских императоров — «Кодекс Феодосия» полностью не дошел до наших дней.

Сии манускрипты писаны на тонком пергамене и имеют золотые переплеты.

Мне сказывал также царь, что они достались ему от самого императора и что он желает иметь перевод оных, чего, однако, я не был в состоянии сделать.

Слова «от самого императора» означали, что речь идет о последнем византийском императоре Константине Палеологе, не сумевшем удержать накопленные его предками книжные сокровища. Иван Грозный, очевидно, знал им цену, если он так настойчиво требовал «перевода оных». Но, если царь говорил, что эти рукописи в золотых переплетах были присланы самим Константином XI, следует ли отсюда, что остальные попали в Москву другим путем?..

Вряд ли составитель списка имел возможность познакомиться со всеми книгами, имевшимися в библиотеке Ивана Грозного, и тщательно исследовать их тексты. А вдруг под этими текстами обнаружились бы еще более древние, совсем неизвестные ученым или знакомые им по названиям или коротким отрывкам? Клоссиус уж постарался бы вернуть их к жизни. Но только не дубильной кислотой! Он не завидовал славе великого библиотекаря Ватикана Анджело Май, воспетого поэтами и даже возведенного в сан кардинала, но впоследствии заслужившего далеко не лестное прозвище «могильщика древностей». Подвергнутые им химической обработке пергамены почернели, а древние тексты навсегда угасли, даже раньше, чем он успел полностью расшифровать все непонятные места.