Ричард Престон - Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола

В городе они встретились с губернатором области Бумба. Местный политик был в отчаянии. Он оказался словно в глубокой воде, смыкающейся над головой.

– Дела у нас очень плохи, – сказал он врачам. – Мы не можем достать ни соли, ни сахара. Его голос дрожал от рыданий, когда он добавил: «Мы даже не смогли достать пива».

Бельгийский врач в команде знал, как справиться с этой ситуацией. Театральным жестом он положил на стол черную сумку пилота авиакомпании. Затем он перевернул сумку вверх дном, и из нее выпали пачки денег, образовав внушительную кучу.

– Губернатор, возможно, это немного улучшит ситуацию? – сказал он.

– Что ты делаешь? – обратился Бреман к бельгийцу.

Бельгиец пожал плечами.

– Поверьте, здесь все делается именно так.

Губернатор собрал деньги и пообещал полное содействие вместе со всеми обширными правительственными ресурсами, имевшимися в его распоряжении, и одолжил им два Land Rover.

Они двинулись на север, к реке Эбола.

Был сезон дождей, и «дорога» представляла собой цепочку грязевых ям, прорезанных бегущими ручьями. Ревя двигателями, вращая колесами, они двигались по лесу со скоростью пешехода под непрерывным дождем и невыносимой жарой. Время от времени на пути встречались деревни, и у каждой из них они натыкались на блокпост из поваленных деревьев. Имея многовековой опыт борьбы с вирусом оспы, деревенские старейшины разработали собственные методы борьбы с этим вирусом в соответствии с полученной ими мудростью, которая заключалась в том, чтобы отрезать свои деревни от мира для защиты своего народа от свирепствующей чумы. Это был обратный карантин, древняя практика в Африке, когда деревня запирается от чужаков во время болезни и прогоняет тех, кто появляется снаружи.

– Кто вы такие? Что вы делаете? – кричали они Land Rover из-за баррикады.

– Мы врачи! Мы идем на помощь!

В конце концов люди убирали деревья, и команда углублялась в лес. За долгий и отчаянный день путешествия они прошли 50 миль от реки Конго и наконец ближе к вечеру подошли к ряду круглых африканских домов. За домами посреди леса стояла белая церковь. Возле церкви было два футбольных поля, а в середине одного из них они заметили кучу обгоревших матрасов. Пройдя еще 200 ярдов, они подошли к госпиталю миссии Ямбуку – комплексу низких побеленных бетонных зданий с гофрированными жестяными крышами.

Здесь было тихо, как в могиле, и, казалось, не было никого. Кровати были железные или деревянные, без матрасов: пропитанные кровью матрасы сожгли на футбольном поле – и полы были чистыми, безупречно чистыми, тщательно вымытыми. Команда обнаружила трех выживших монахинь и одного священника, а также нескольких преданных африканских медсестер. Они убрали беспорядок после того, как вирус уничтожил всех остальных, и теперь были заняты тем, что распыляли в комнатах инсектицид в надежде, что он сможет как-то рассеять вирус. Одна палата в больнице не была убрана. Ни у кого, даже у монахинь, не хватило смелости войти в родильное отделение. Когда Джоэл Бреман и его команда вошли внутрь, они обнаружили тазы с грязной водой, стоящие среди выброшенных окровавленных шприцев. Комната была заброшена в самый разгар родов, умирающие матери выкидывали зародыши, зараженные лихорадкой Эбола. Команда обнаружила красную камеру вирусной королевы на краю земли, где адская форма жизни набирала силу с помощью матерей и их нерожденных детей.

Дождь шел весь день и всю ночь. Вокруг больницы и церкви стояли прекрасные мощные деревья, скопления камфары и тика. Их короны сплетались, перекрещивались и шептались с дождем, кланялись и двигались, когда отряды обезьян проходили сквозь них, как порывы ветра, перепрыгивая с короны на корону, выкрикивая свои непереводимые крики. На следующий день врачи углубились на Land Rover в лес и установили контакт с зараженными деревнями, где обнаружили умирающих людей в хижинах. Некоторые жертвы были помещены в изолированные хижины на краю деревни – старый африканский метод борьбы с оспой. Некоторые хижины, где люди умерли, были сожжены дотла. Вирус, казалось, уже иссяк, и большинство людей, которые должны были умереть, уже умерли, настолько быстро вирус распространился по всей Бумбе. Волна эмоций захлестнула Джоэла Бремана, когда он осознал с ясностью врача, внезапно увидевшего суть вещей, что жертвы получили инфекцию из больницы. Вирус укоренился у монахинь и делал свою работу среди тех, кто обращался к ним за помощью. В одной деревне он обследовал человека, умирающего от лихорадки Эбола. Мужчина сидел в кресле, держась за живот и наклонившись вперед от боли, и кровь струилась на его зубы.

Они попытались связаться с Киншасой по радио, чтобы сообщить Карлу Джонсону и остальным, что эпидемия уже достигла своего пика. Неделю спустя они все еще пытались установить радиосвязь, но не смогли дозвониться. Они вернулись в город Бумба и стали ждать у реки. Однажды над головами прогудел самолет. Он сделал один круг над городом и сел, и они побежали к нему.

В больнице Нгалиема в Киншасе медсестру Майингу поместили в отдельную палату, куда можно было попасть через нечто вроде пустой комнаты – серой зоны, где медсестры и персонал должны были надеть биозащитное снаряжение, прежде чем войти. За Майингой ухаживала южноафриканская врач Маргарета Айзексон, которая сначала носила армейский противогаз, но на тропической жаре он становился все более неудобным. «Я этого не вынесу, – думала она. – Удивительно будет, если я выйду из этого живой». Это заставило ее вспомнить о собственных детях. Она подумала: «Мои дети выросли, они больше не под моей ответственностью». И она сняла маску и оказалась с умирающей девушкой лицом к лицу.

Доктор Айзексон сделала все возможное, чтобы спасти Майингу, но она была так же беспомощна перед вирусом, как средневековые врачи перед лицом черной чумы. («Это было не похоже на СПИД, – вспоминала она позже. – По сравнению с этим СПИД – детская забава».) Она давала сестре Майинге сосать кубики льда, что помогало облегчить боль в горле, и дала ей валиум, чтобы попытаться отогнать предчувствие того, что ждет ее впереди.

– Я знаю, что умираю, – сказала ей Майинга.

– Чепуха. Ты не умрешь, – отвечала доктор Айзексон.

У Майинги началось кровотечение изо рта и носа. Оно было не сильным, но кровь капала и текла, не останавливаясь и не сворачиваясь. Это было геморрагическое кровотечение из носа, которое не прекратится, пока не остановится сердце. В конце концов доктор Айзексон сделала ей три переливания цельной крови, чтобы восполнить потерю от носового кровотечения. Майинга оставалась в сознании и была подавлена до самого конца. На заключительном этапе ее сердце начало бешено биться. Эбола вошла в ее сердце. Майинга чувствовала, как сердце колотится в груди, и это ее невыразимо пугало. В ту ночь она умерла от сердечного приступа.