Энди Мерифилд - Магический Марксизм [Субверсивная Политика и воображение] [litres]

Конечно, на самом деле есть два Гегеля: один прогрессивный, другой консервативный; два Гегеля, которых Маркс пытался различать, например в «Grundrisse » : Гегель, который мыслит противоречие и конфронтацию, и Гегель, который сосредоточен на идентичности, замкнутости и телеологии, на смерти [134]. Проблема, однако, в том, что даже прогрессивный Гегель видит «дух» как магически оживляемый негативностью, «не в качестве положительного, которое отвращает взоры от негативного, подобно тому, как мы, называя что-нибудь ничтожным или ложным, тут же кончаем с ним, отворачиваемся и переходим к чему-нибудь другому». Напротив, объявляет Гегель, освобождение «смотрит в лицо негативному, пребывает в нем» [135]. Позитивное, соответственно – это результат, а не исходная точка; нечто становится другим только через отрицание себя, а не через утверждение своих конструктивных креативных сил. В этом смысле для того, чтобы «перевернуть» Гегеля, недостаточно прочитать его материалистически, а не идеалистически, это означает, скорее, пребывать с положительным, это значит призвать дух жизни повернуться спиной к негативности, к гегелевскому духу смерти и видеть освобождение человечества в качестве априори положительного импульса, в качестве положительного «движения приостановки и избавления» [136].

Все это не значит, что восстание не основано на акте отрицания, на сопротивлении и противодействии, на отказе, на «нет», на борьбе против сил, с которыми мы не согласны, причем с риском для жизни отрицающего. Это акт отпора, борьбы против сокращения рабочих мест, против неолиберализма, против фашистского государства, против власти, против полиции, защищающей буржуазию, против ВТО. Да, отрицание – это «материя» радикальной политики, но это не та материя, из которой создаются мечты. Из-за того, что многие битвы в прошлом, в которых участвовали марксисты, были битвами «против», они и были или полностью проиграны или привели только к пирровым победам. Так что, возможно, пришло время переосмыслить негативность, и не столько смотреть ей в лицо, сколько отойти от нее, выйти на солнце, а не прятаться в тени; время создавать нечто, что людям нравится, а не разрушать то, что им не нравится, отрицая себя в этом процессе.

Еще одна проблема, связанная с негативностью и бросающая тень на марксизм, проистекает из нефилософского использования негативного мышления в повседневной жизни: это характерный для него цинизм и пессимизм, проявляющийся в подчеркивании противоречий и кризисов, темной, негативной стороны капитализма – и все это оказывается зерном для критических жерновов марксистского анализа. Достаточно пролистать New Left Review, Historical Materialism, Monthly Review и International Socialism – если назвать только несколько изданий, открыто называющих себя марксистскими, – чтобы это бросилось в глаза. Не то чтобы их выводы были неверны; на самом деле почти всегда они правы. Но их правота и делает их в чем-то проблематичными – потому что они скучны, потому что они тривиальны, потому что они интересны только посвященным, только торговцам кризисом и пророкам обреченности и краха, который никогда не случается. Все это скорее отвращает многих, чем привлекает. Если бы кризисов не существовало, марксистам стоило бы их изобрести! И вот в рассылках и на конференциях мы слышим о «зыбучих песках кризиса», «источниках текущего кризиса», «параметрах нынешнего кризиса», «кризисе капитализма», «финансовом кризисе», «кризисе рынка жилья» и т. д. и т. п. У кого есть на это время, прилежно разбирается с отталкивающими подробностями, ходит на семинары, просматривает имейлы. Читает, делает пометки, соглашается – и что дальше? «Кризис хорошо продает», – сказал однажды Умберто Эко; он имел в виду не только капиталистов.

Одна из самых сильных сторон таких книг, как «Империя», ее продолжения «Множество» и недавно вышедшей «Общее» («Commonwealth») – это то, что их авторы Майкл Хардт и Тони Негри стремятся переосмыслить позитивное в альтерглобализме. Для них сдвиг от негации к утверждению, аффирмативности связан со Спинозой не менее, чем с Марксом. За это некоторые марксисты призывают данный дуэт к ответу [137]. Так что даже незашоренные марксисты, например Джон Холлоуэй, отчаянно цепляются за метод негации, поскольку «если мы займем эту [позитивную] позицию, – говорит он, – то многие аргументы о фетишизме и критике потеряют смысл» [138]. А мы не можем позволить, чтобы они потеряли смысл, не правда ли, потому что это освященный временем костыль для хромого. Согласно Холлоуэю,

понимать субъекта как нечто позитивное соблазнительно, но это неизбежно будет фикцией. В мире, который дегуманизирует нас, мы можем существовать только негативно, борясь против дегуманизации. Понимать субъекта как позитивно (а не потенциально) автономного, это как если бы заключенный в камере воображал себя уже свободным; привлекательная и бодрящая идея, но лишь вымысел, ведущий к другим вымыслам, к созданию целиком вымышленного мира [139].

Холлоуэй, как кажется, хочет «докричаться» до каждого, но его «крик» ни к чему не приводит, потому что исходит от человека, запертого в четырех стенах своего реализма, и очевидно, что его крику трудно преодолеть звукоизоляцию. (Что касается свободы в камере, Холлоуэю, может быть, стоить почитать Достоевского и Солженицына, или даже Сартра.) Негри, в частности, оказывается объектом иронии [со стороны Холлоуэя] по той причине, что в своем, ставшем сегодня классическим, исследовании Спинозы «The Savage Anomaly» (1991) разрабатывает позитивные основания борьбы. Холлоуэй с неодобрением цитирует Негри: «Генеалогия социальных форм… предполагает негативность только в том смысле, что она понимается как противник, как объект, который должен быть разрушен, как место, которое необходимо занять, а не как двигатель процесса». «Источник движения процесса, – говорит Негри, – позитивен: непрекращающийся напор бытия, стремящегося к освобождению». Согласно Холлоуэю, Негри стремится «разработать понятие революционной власти ( potentia множества) как позитивное, недиалектическое, онтологическое понятие. Автономия имплицитно понимается как обладающий существованием, позитивный импульс potentia , которой обладает множество, импульс, оттесняющий potestas (власть) все дальше». Негри, этот еретик марксизма, использует Спинозу, чтобы перенести центр внимания с политической критики на социальное освобождение («совершенствование» в терминологии Спинозы). Как пишет Негри, «спинозианская альтернатива связана не с тем, чтобы дать определение буржуазии, а с сущностью революции – радикального способа освобождения мира» [140]. Здесь речь идет не столько об учреждающей власти капитала, сколько об учреждающей власти субъекта: «Актуальное развитие человеческой сущности, следовательно, предстает как закон противоречия и экспансия бытия в стремлении спонтанности определить себя как субъекта».