Айн Рэнд - Философия: Кому она нужна? [litres]

«Ролз спорит, что, учитывая неясности, характеризующие “исходное положение” (люди не знают, богаты они или бедны, одарены способностями или лишены их), и судьбоносную природу выбора (принципов, по которым они будут жить), рациональные люди выбирали бы, исходя из критерия максимума в теории игр. Это правило определяет защитную стратегию: выбирая из вариантов, мы должны выбрать тот, худший исход которого лучше худших исходов других». И тогда люди «рационально» согласились бы с этико-политическими принципами Ролза.

Вне зависимости от любого усложнения типа Руба Голдберга [24] Руб Голдберг (1883–1970) – американский карикатурист, скульптор, писатель, инженер. Известен своими карикатурами, в которых изобретенная им сложная и громоздкая машина выполняет простейшие и ненужные операции. , возникающего на пути к такому заключению, я подтверждаю, что невозможно сделать выбор на основе неведения, то есть используя неведение как критерий: если люди не в курсе своей природы, они не смогут понять такие явления, как «принципы, по которым надо жить», «альтернативу» или что плохо, а что хорошо, плохой или худший «возможный исход». Если, чтобы быть справедливыми, они не должны знать собственных преимуществ, то как они смогут узнать, что является наименее преимущественным (худшим из возможных) исходов?

Относительно критерия максимума я могу разорвать общественный договор мистера Ролза, требующего единогласия , сказав, что в долгосрочных вопросах я предпочитаю ту альтернативу, чей лучший из возможных исходов превосходит все лучшие возможные исходы других. «Вы хотите избежать страданий. Мы стремимся к достижению счастья. Вы существуете ради того, чтобы избегать наказаний. Мы существуем ради того, чтобы зарабатывать вознаграждения. Угрозы не заставят нас действовать; страх – не наш стимул. Мы хотим не избежать смерти, мы стремимся жить» («Атлант расправил плечи»).

Мистер Коэн не полностью соглашается с мистером Ролзом. Кажется, он думает, что автор книги недостаточный эгалитарист: «…[К]то-то может захотеть внести ясность в типы неравенства, которые, по сути, оправдываются, чтобы “воодушевить” на лучшее исполнение. А правильно ли делает Ролз, когда не принимает во внимание того, что сам называет завистью от расчетов, сделанных в “исходном положении”? Можно поспорить, что их включение сделает выбор на более эгалитаристских принципах». Значит ли это, что те зачатки людей без способностей могут испытывать зависть к себе подобным? Значит ли это, что справедливое общество должно низвергнуть своих лучших представителей до уровня худших, чтобы унять эту зависть ?

Я склоняюсь к тому, что ответ был бы утвердительным, потому что мистер Коэн продолжает: «Возможно, я один буду настаивать на том, что, как только достаточный социальный минимум будет достигнут, справедливость потребует исключения многих экономических и социальных неравенств, даже если их исключение затормозит дальнейшее повышение минимума». Продиктовано ли это желанием поддержать слабых или задавить сильных, помочь неспособным или уничтожить талантливых? Это голос любви или ненависти, сочувствия или зависти?

Какая ценность заключалась бы в таком злодеянии? «Мне следует воздержаться от некоторых экономических выгод, – говорит Коэн, – если это уменьшит дистанцию в обществе, усилит социальные узы и увеличит возможности для более полного участия в общей жизни». Чьей жизни? Общей с кем ? На чьей мере ценности? Ребят со двора? Угловатой деревенщины? Хиппи? Наркоманов?

«Дагни… Мне словно бы предстало видение того, за что я должен сражаться… чтобы ты не тратила годы жизни, бродя по ядовитому туману, не тратила силы, чтобы найти в конце пути башни города, а не толстого, вялого, тупого урода, предающегося радостям жизни, лакая джин, за который заплачено твоей жизнью!» («Атлант расправил плечи»).

Мистер Коэн упоминает, что Ролз отрицает «перфекционистские учения Аристотеля» (будто это не очевидно). К слову, мистер Ролз – американец, получивший образование в американских университетах и завершивший свое обучение в Великобритании, в Оксфорде, по программе Фулбрайта.

Какова причина сегодняшних эгалитаристских течений? На протяжении более двухсот лет европейские, преимущественно альтруистические и коллективистские, интеллектуалы были голосом народа, защитниками растоптанных, лишенных всего масс и принципа неограниченной власти большинства. «Большинство» было всемогущим словом в теологии интеллектуалов. «Воля большинства» и «благосостояние большинства» – их моральная основа и политическая цель, в рамках которой они разрешали, оправдывали и доказывали что угодно. В разной последовательности эти мысли были общими для большей части европейских общественных мыслителей – от Карла Маркса до Иеремии Бентама и Джона Стюарта Милля (чья книга «О свободе» [25] Милль Дж. С. О гражданской свободе. – М.: Либроком, 2017. (On Liberty) – самый пагубный пример коллективизма, когда-либо принятый суицидальными защитниками свободы).

В середине XX в. интеллектуалы были травмированы видом своей аксиоматической плиты, превратившейся в тонкий лед. Понятие «воля большинства» разрушилось, когда они увидели, что большинство было не с ними и не разделяло их «идеалы». Понятие «благосостояние большинства» разрушилось, когда они обнаружили через опыт коммунистической России, нацистской Германии или социалистической Англии, а также других менее выраженных политических режимов, что только их ненавистный враг – свободная, эгоистическая, индивидуалистическая система капитализма – способен принести выгоду большинству людей (по сути, всем людям).

Некоторые интеллектуалы начали ковылять по направлению к «правым» – обескровленным «правым», которым нечего было предложить. Некоторые сдались, обратившись к наркотикам и астрологии. Авангард же, лишенный прикрытия, уважения и доверия, а также всех популярных банальностей, начал раскрывать свои тайные мотивы во всем блеске теоретической болтовни.

Культ «большинства» подошел к концу и среди альтруистов, и среди коллективистов. Они больше не заявляют: «Почему небольшая элита гениев и миллионеров не должна приносить себя в жертву широким массам?» Теперь они заявляют, что широкие массы должны быть принесены в жертву элите не богов, королей или героев, а врожденных идиотов. Они не заявляют, что злые капиталисты эксплуатируют способных людей; они заявляют, что способным людям вообще не должно быть позволено действовать. Они не заявляют, что капитализм тормозит технологический прогресс; они заявляют, что технологический процесс должен быть остановлен либо заторможен. Они не высмеивают «журавля в небе», но требуют, чтобы никаких «синиц в руках» не было. Они не обещают, что уровень жизни поднимется, – они утверждают, что он должен быть понижен. Они не ищут перераспределения богатств – они хотят их уничтожить. Что остается от их бывших убеждений? Только одно – жертва, которую они открыто восхваляют в той форме, что всегда втайне допускали.