Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

Идея торжествует именно потому, что люди гибнут, терпя поражение. «Не всеобщая идея противополагается чему-либо и борется с чем-либо, не она подвергается опасности; она остается недосягаемою и невредимою на заднем плане», тогда как «индивидуумы приносятся в жертву и обрекаются на гибель. Идея уплачивает дань наличного бытия и бренности не из себя, а из страстей индивидуумов». [402] Там же. Но можно ли эту идею по-прежнему рассматривать как воплощение истины и свободы? Кант решительно настаивал на том, что, если использовать человека только как средство, то это будет противоречить его природе. Спустя всего лишь несколько десятилетий Гегель заявил, «что индивидуальности, их цели и их удовлетворение приносятся в жертву, что их счастье вообще предоставляется случайности, к царству которой оно относится, и индивидуумы вообще подводятся под категорию средств». [403] Там же. Он приходит к выводу, что если человек представляет собой всего лишь объект каких-то высших исторических процессов, он может быть целью в себе только в области моральности и религии.

Мировой дух — это гипостатический субъект истории; он представляет собой метафизическую замену реального субъекта, предстает как неведомый Бог отчаявшегося человечества, сокровенный и ужасный, как Бог кальвинистов, двигатель мира, в котором все, что совершается, совершается невзирая на сознательные действия человека и в ущерб его счастью. «Всемирная история не есть арена счастья. Периоды счастья являются в ней пустыми листами».23

Однако, как только Гегель ставит вопрос о том, каким образом мировой дух материализуется, упомянутый метафизический субъект принимает конкретную форму. «В чем воплощается идея разума?» Мировой дух стремится реализовать свободу и может материализоваться только в реальной области свободы, то есть в государстве. Здесь он как бы институализируется, здесь он обретает самосознание, через которое действует закон истории. В «Философии истории» (в отличие от «Философии права») речь идет не об идее государства, а о его конкретных исторических формах. Согласно хорошо известной схеме Гегеля развитие свободы предполагает три основных исторических этапа: восточный, греко-римский и германо-христианский.

«Восточные народы еще не знают, что дух или человек как таковой в себе свободен; так как они не знают этого, то они не свободны; они знают только, что один свободен, но именно поэтому такая свобода оказывается лишь произволом.... Следовательно, этот один оказывается лишь деспотом, а не свободным человеком. Лишь у греков появилось сознание свободы, и поэтому они были свободны, но они, как и римляне, знали только, что некоторые свободны, а не человек как таковой.... Поэтому у греков не только были рабы, с которыми были связаны их жизнь и существование их прекрасной свободы, но и сама эта свобода отчасти являлась лишь случайным, недолговечным и ограниченным цветком, отчасти она вместе с тем была тяжким порабощением человеческого гуманного начала. Лишь германские народы дошли в христианстве до сознания, что человек как таковой свободен, что свобода духа составляет самое основное свойство его природы». [404] Там же. С. 71; см. также С. 148.

Гегель различает три характерных государственных формы, которые соответствуют трем основным фазам в развитии свободны: «Восток знал и знает только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны. Итак, первая форма, которую мы видим во всемирной истории, есть деспотизм, вторая — демократия и аристократия, третья — монархия». Во-первых, перед нами не что иное, как типология Аристотеля в соотнесении со всеобщей историей. Первое место занимает монархия как совершенно свободная государственная форма, поскольку в ней господствует право и закон, гарантированные конституцией. «В монархии есть один господин и нет холопов, потому что холопство сокрушено ею, и в ней господствует право и закон; из нее вытекает реальная свобода. Итак, в монархии подавляется произвол отдельных лиц и устанавливается общая организация власти». [405] Там же. С. 410. Это суждение основывается на том, что современное Гегелю абсолютистское государство он рассматривает как более прогрессивное по сравнению с феодальной системой. Он имеет в виду строго централизованное буржуазное государство, преодолевшее революционный террор 1793 г. Он показывает, что свобода начинается с собственности, развивается во всеобщее господство закона, который признает и гарантирует равное право на собственность, и завершается государством, способным

справиться с теми антагонизмами, которые сопутствуют свободе собственности. Следовательно, история свободы завершается с пришествием современной монархии, которая в эпоху Гегеля достигла своей цели.

«Философия права» заканчивается словами о том, что право государства подчинено праву мирового духа и суду всеобщей истории. Теперь Гегель развивает эту тему. Он отводит различным государственным формам их место в истории, впервые соотнося каждую из них с характерным для нее историческим периодом. Гегель не хочет сказать, что Востоку был известен только деспотизм, греко-римскому миру только демократия, а германскому — лишь монархия. Его схема скорее предполагает, что деспотизм — это политическая форма, наиболее соответствующая материальной и интеллектуальной культуре Востока, тогда как две другие больше подходят иным историческим периодам. Затем он утверждает, что единство государства обусловливается господствующей национальной культурой, то есть государство зависит от таких факторов, как географическое положение, а также природные, расовые и социальные качества народа. Таков смысл его понятия народного духа (УоШвдеИ).™ Народный дух — это проявление мирового духа на определенной стадии исторического развития; это субъект народной истории в том смысле, в каком мировой дух — субъект всеобщей истории. Национальную историю надо понимать в ракурсе всеобщей истории. «Определенный дух народа сам является лишь отдельным индивидуумом в ходе всемирной истории».27 Историю народа надо оценивать согласно тому, какой вклад этот народ внес в движение всего человечества к самосознанию свободы. [406] Решительное различие между гегелевским понятием Volksgeist'a и ис пользованием этого понятия исторической школой ( Historische Schule) за ключается в том, что последняя воспринимает Volksgeist в свете природного, а не рационального развития и противопоставляет его более высоким цен ностям мировой истории. Позднее мы увидим, что концепция исторической школы отражает позитивистскую реакцию на гегелевский рационализм. [407] Гегель Г. В. Ф. Философия истории. СПб., 1993. С. 103. У каждого народа свой вклад; некоторые способствуют этому движению весьма активно и приобретают всемирно-историческое значение (welthistorische Volksgeister). В их истории совершается решающий скачок к новым, более высоким формам жизни, тогда как другие народы играют не столь заметную роль.