Карл Маркс - Собрание сочинений, том 21

Это одна сторона дела; но оно имеет и обратную сторону. Домашняя промышленность стала широкой основой для немецкой экспортной торговли, а вместе с тем и для всей крупной промышленности. Поэтому она широко распространена в Германии, и с каждым днем распространяется все шире. Разорение мелкого крестьянина, неизбежное с того времени, когда его домашний промышленный труд для собственного потребления был уничтожен дешевизной продуктов конфекционного и машинного производства, а своего скота, и, следовательно, навоза он лишился в связи с разрушением маркового строя, общей марки и системы принудительного севооборота, — это разорение насильственно гонит опутанных ростовщиками мелких крестьян в современную домашнюю промышленность. Как в Ирландии земельная рента землевладельцев, так в Германии проценты ростовщической ипотеки могут быть уплачены не из дохода с земли, а лишь из заработной платы крестьянина, занятого в домашней промышленности. С распространением домашней промышленности крестьянство одной местности за другой втягивается в промышленное развитие современной эпохи. Это революционизирование земледельческих местностей при посредстве домашней промышленности распространяет промышленную революцию в Германии на гораздо большее пространство, чем это было в Англии и во Франции: сравнительно низкий уровень нашей промышленности делает тем более необходимым распространение ее вширь. Это объясняет, почему в Германии, в противоположность Англии и Франции, революционное рабочее движение нашло такое сильное распространение в большей части страны, вместо того чтобы ограничиваться исключительно городскими центрами. И это же объясняет спокойный, твердый, неудержимый рост этого движения. В Германии ясно само собой, что победоносное восстание в столице и других больших городах будет возможно только тогда, когда и большинство мелких городов и большая часть деревенских областей созреет для переворота. При более или менее нормальном развитии мы никогда не будем в состоянии одержать победу силами только рабочих, как парижане в 1848 и 1871 гг., но именно поэтому мы и не испытаем поражений революционной столицы под ударами реакционной провинции, как это было в Париже в обоих случаях. Во Франции движение всегда исходило из столицы, в Германии же — из районов крупного производства, мануфактуры и домашней промышленности; столица была завоевана лишь впоследствии. Поэтому, может быть, и в будущем инициатива будет принадлежать французам, но решительная победа может быть одержана только в Германии.

Но эта сельская домашняя промышленность и мануфактура, которые в силу своей распространенности стали важнейшей отраслью производства в Германии и вместе с тем все более и более революционизируют немецкое крестьянство, сами служат только первой ступенью для дальнейшего переворота. Как показал уже Маркс («Капитал», т. I, 3 изд., стр. 484–495 [373]), и для них на определенной ступени развития пробьет час гибели от машин и фабричного производства. И этот час, кажется, уже близок. Но уничтожение сельской домашней промышленности и мануфактуры машинами и фабричным производством означает в Германии уничтожение средств к существованию миллионов сельских производителей, экспроприацию почти половины немецкого мелкого крестьянства, превращение не только домашней промышленности в фабричную, но и крестьянского хозяйства в крупное капиталистическое земледелие и мелкого землевладения в крупные помещичьи хозяйства, означает промышленную и сельскохозяйственную революцию в интересах капитала и крупного землевладения за счет крестьян. Если Германии суждено проделать и этот переворот еще при старых общественных условиях, то он несомненно станет поворотным пунктом. Если до тех пор ни в какой другой стране рабочий класс не захватит инициативы, то атаку несомненно начнет Германия, и крестьянские сыны «славной… утопия — дать каждому рабочему в собственность домик и приковать его таким путем на полуфеодальных началах к своему капиталисту — принимает теперь совершенно другой вид. Ее осуществление означает превращение всех мелких сельских домохозяев в рабочих домашней промышленности, уничтожение старой замкнутости и связанного с этим политического ничтожества мелких крестьян, вовлекаемых теперь в «социальный водоворот»; означает распространение промышленной революции на деревню, а тем самым, превращение самого неподвижного, самого консервативного класса населения в рассадник революции и в довершение всего — экспроприацию занятых в домашней промышленности крестьян при посредстве машин, которые насильственно толкают их на путь восстания.

Мы охотно можем предоставить буржуазно-социалистическим филантропам наслаждаться своим идеалом, пока они в своей общественной функции капиталистов продолжают осуществлять его именно так, вопреки своим интересам, на пользу и благо социальной революции.

Лондон, 10 января 1887 г.

Фридрих Энгельс

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» №№ 3 и 4, 15 и 22 января 1887 г. и в книге: F. Engels. «Zur Wohnungsfrage», Hottingen-Zurich, 1887

Печатается по тексту книги

Перевод с немецкого

ПРЕДИСЛОВИЕ К АМЕРИКАНСКОМУ ИЗДАНИЮ «ПОЛОЖЕНИЯ РАБОЧЕГО КЛАССА В АНГЛИИ» [374]

Десять месяцев прошло с тех пор, как я, по желанию переводчицы [A. Келли-Вишневецкой. Ред.] , написал «Приложение» [См. настоящий том, стр. 260–266. Ред.] к этой книге. За эти десять месяцев в американском обществе произошел переворот, на который во всякой другой стране потребовалось бы, по меньшей мере, десять лет. В феврале 1886 г. американское общественное мнение было почти единодушно в одном пункте, именно в том, что в Америке нет рабочего класса — в европейском смысле

[Издание на английском языке моей книги, написанной в 1844 г., оправдывается как раз тем обстоятельством, что состояние, в котором находится промышленность современной Америки, почти в точности соответствует положению английской промышленности сороковых годов, то есть рассматриваемому мною периоду. В какой степени дело обстоит именно так, свидетельствуют статьи Эдуарда Эвелинга и Элеоноры Маркс-Эвелинг о «Рабочем движении в Америке», помещенные в лондонском ежемесячном журнале «Time» за март, апрель, май и июнь [375]. Я ссылаюсь на эти превосходные статьи тем более охотно, что это предоставляет мне возможность одновременно отвергнуть отвратительную клевету по адресу Эвелинга, которую не постеснялся распространить Исполнительный комитет Социалистической рабочей партии Америки [376]. (Примечание Энгельса к отдельному оттиску 1887 года.)] , что поэтому в американской республике невозможна такая классовая борьба между рабочими и капиталистами, какая разрывает на части европейское общество, и что, следовательно, социализм — растение, ввезенное извне и не способное пустить корни на американской почве. Однако как раз в тот момент начинавшая разгораться классовая борьба уже демонстрировала свой размах стачками пенсильванских углекопов [377]и рабочих многих других отраслей промышленности, а особенно приготовлениями по всей стране к широкой кампании за восьмичасовой рабочий день, которая должна была состояться и действительно проводилась в мае [378]. Мое «Приложение» показывает, что я уже тогда правильно оценил эти симптомы, что я предугадал начало движения рабочего класса в национальном масштабе. Но никто не мог тогда предвидеть, что в столь короткий срок движение развернется с такой непреодолимой силой, распространится с быстротой степного пожара и потрясет [В немецком издании вместо слова «потрясет» напечатано: «уже теперь потрясает». Ред.] американское общество до самых его оснований.