Алексей Добровольский - Призрак Кудеяра

Хотя большевики мало или даже совсем не осознавали всю притягательную мощь древнерусских Языческих понятий, всё же они взяли их на вооружение. Словосочетание «советская власть» преемственно восходит к вечевому волеизъявлению и самоуправлению — естественному, самобытному и справедливому укладу народной жизни. Свою газету большевики назвали «Правда»: само слово «правда» сакрально. Армия была названа Красной: красный цвет — наш национальный, тоже сакрально-обережный. Знаменитые васнецовские «богатырки» (сшитые для личной охраны Николая II), пробуждающие в наследственной памяти свещенные некогда первообразы, были перелицованы в «будённовки». Ну и конечно же, принятое обращение «товарищ» тоже как нельзя лучше соответствовало народной нравственности.

Великие революционные мыслители (Герцен, Бакунин, Чернышевский) всегда разграничивали в русской средневековой культуре начала свои, традиционные, самобытные, и привнесённые, инородные, не имеющие народных корней. Подлинно народной культурой они считали, прежде всего, исконную культуру сельского люда, то есть культуру сословия, сохранявшего в своей жизни, обычаях, обрядности и общинно-вечевых отношениях определённую долю дохристианского Языческого мировоззрения. Древнерусский Языческий этический идеализм в своеобразном атеистическом преломлении явился как бы религиозной составляющей в русском революционном народничестве.

Не все русские народники были отпетыми нигилистами. Конечно, православие, как господствующая идеология правящего класса, намертво повязанная с самодержавием, ими порицалось и отрицалось. Но известно, что народники рассматривали русские народные секты, сохранившие в себе значительную долю Язычества, как возможных союзников, хотя сами неоязыческими построениями не занимались.

Язычество в данном случае надо понимать не как какое-то вероисповедание, не как церковный или исторический термин, а как пробуждённый изначальный архетип национального самосознания, наследственная память о героических веках Вольности, Радости, Справедливости, Красоты, Чести и Достоинства

Полулегендарный новгородский ушкуйник Василий Буслаев прославляется в северных былинах как отважный, отчаянный удалец-«озорник», выступающий на стороне низового люда против княжеско-боярской верхушки и богомольных купцов-богатеев. Василий бросает открытый вызов всему неправедному укладу новгородской жизни, он убивает своего «крёстного батюшку» — монастырского «старчища-пилигримища», но народ его не осуждает, а смерть Буслаева воспевается в былине как трагедия гордого и независимого героя-борца, до конца идущего против чуждых, враждебных ему церковных сил, против судьбы.

Выдающийся исследователь русского фольклора В.Я. Прооп пишет: «Он побеждён не потому, что в своей борьбе он неправ. В своей борьбе он прав, и народ явно на его стороне. Он погибает потому, что он начинает борьбу слишком рано, тогда, когда исторический момент для победы ещё не настал. Мы не раз видели, что эпос опережает историю, что он выражает стремления народа, выражает направление народной мысли и смотрит в будущее. Былина о Василии Буслаевиче отражает первые смутные проблески сознания того, что старый мир со всеми его порядками и совсеми его предрассудками должен быть разрушен. Таким разрушителем и является Василий Буслаевич».

Огромное влияние на народническое революционное движение, на деятельность «Земли и Воли» оказали труды великого русского мыслителя, идеолога анархизма, дважды приговорённого к смертной казни революционера М.А. Бакунина: «Бог и государство» и «Государственность и анархия».

В них Бакунин писал, что главный угнетатель человечества — государство, олицетворяющее тиранию и эксплуатацию — опирается на фикцию бога. Церковь Бакунин называл «родом небесного кабака», где бедствующий народ пытается забыться от давящей несправедливости и безысходности.

Рихард Вагнер, лично знакомый с Бакуниным, в своей «Автобиографии» называет его «страшным человеком». Вагнер пишет, что Бакунин считал славянский мир наименее испорченным цивилизацией и отсюда ждал возрождения человечества. «Свои надежды он основывал на русском национальном характере, в котором ярче всего сказался славянский тип. Основной чертой его он считал свойственное русскому народу наивное чувство братства. Рассчитывал он и на ненависть русского мужика к его мучителям, к дворянам. В русском народе, по его словам, живёт не то детская, не то демоническая любовь к огню. Разрушение современной цивилизации — идеал, который наполнял его энтузиазмом. Все эти ужасные вещи смущали особенно потому, что, с другой стороны, Бакунин обрисовывался как человек, относящийся ко всему с тонкою и нежною чуткостью. Эти и другие экстравагантные черты показывают, что в Бакунине антикультурная дикость сочеталась с чистейшим идеализмом человечности».

Отдавая должное высочайшему музыкальному гению Вагнера, нельзя не заметить, что в своём понимании необыкновенной личности Бакунина — монолитной фигуры поистине эпического масштаба — богобоязненный бюргер не поднялся выше филистёрского, мещанского уровня. Как говорится, что русскому хорошо, то немцу — смерть.

Другой германский гений Адольф Гитлер тоже недооценил (причём роковым образом) непредсказуемость и неудержимость Русской Стихии. Можно лишь догадываться о том, что на самом деле думал Фюрер, но ясно одно: он был знаком с Русским Народом лишь по фальшивым романам Достоевского, и ничего не знал о великой древней культуре, истории и кумирах славянорусов, о мистическом анархизме их Языческого норова.

Известно, что Гитлер испытывал сильное влияние английского писателя Х.С. Чемберлена, женатого на дочери Вагнера. Чемберлен утверждал, будто Иисус был не евреем, а «арийцем», и называл его рождение самым значительным событием в истории человечества. Альфред Розенберг, будучи последователем Чемберлена, мечтал о немецком национальном возрождении во главе с Иисусом, и даже пытался внести определённую долю христианских принципов в программу НСДАП. В Третьем Рейхе имело хождение учение Гурджиева об «эзотерическом христианстве», а также домыслы Ланца об «арио-христианстве» и бредни Вилигута об «арийских корнях христианства». Имела место и попытка создания новой германской религии — «народного христианства», где странным образом сочетались чаша Грааль, тевтонская архаика, миссия Иисуса, юдофобия, расология и рунология.

Хотя Гитлер явно тяготел к древнегерманской мифологии и эзотерике, он не мог или не хотел окончательно порвать с христианством. Более того, он искренне верил, что способен спасти «истинное» христианство от еврейско-атеистического «красного террора». План крестового похода против безбожников-коммунистов условно назывался «Барбаросса»; по имени императора Свещенной Римской империи Фридриха Барбароссы, обращавшего в католичество «диких идолопоклонников» саксов и балтийских славян.