Алексей Добровольский - Призрак Кудеяра
- Название:Призрак Кудеяра
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Алексей Добровольский - Призрак Кудеяра краткое содержание
Призрак Кудеяра - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Широчайшая распространённость песен о Разине убедительно свидетельствует о горячей и повсеместной народной поддержке восставших, именуемых властями не иначе, как ворами [5]и разбониками.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Под звёздным небом терем мой.
И первый друг мне — мрак ночной,
И мой второй товарищ ратный —
Неумолимый нож булатный;
Товарищ третий — верный конь,
Со мною в воду и в огонь;
Мои гонцы неподкупные —
Летуньи — стрелы каленые.
Ко времени начала кровавой иудохристианизации Руси полукровкой Владимиром-Отступником относится известное летописное сообщение 996 года о небывалом умножении так называемых разбоев. Слово «разбой» тогда обозначало не только и не столько нападение из засады на купеческий обоз, сколько любое выступление отчаявшихся народных масс против засилья продажных князей и церковников. Не желавшие креститься люди тысячами скрывались в лесных чащобах и давали убежище всем беглецам-язычникам, подвергавшимся преследованиям со стороны иудохристианских властей:
Зашумел суровый древлянский бор,
Загигикал недобрым голосом,
Заблистал булатный косой топор
У лихих лесников за поясом!
Подались вразбоище мужики,
Зверобои, стрелки опасные,
К ним волхвы приладились, старики,
Да ярыжки, да лежни праздные…
Аж до Киева докатился страх,
Стал тресьмя-трясти княжьих стольников:
Дескать, меньше нонь соловьёв в лесах,
Чем охальных шишей-разбойников…
Не желают, подлые, забывать
Свои капища, свои игрища,
Не хотят анафеме предавать
Свои требища, свои тризнища!
Разбой, или вооружённое нападение на поместья и монастыри, на представителей господствующего класса и их челядь, на богатеев, на епископов-миссионеров, их ограбление и часто убийство представляло собой не обычное уголовное деяние, а проявление острого социального и религиозное протеста со стороны закабаляемого народа [6]. Так начиналось Русское Освободительное Движение — тысячелетняя народная война против инородной правящей верхушки [7].
По свидетельству летописцев, Владимир вначале не хотел казнить разбойников. Но против этого выступили епископы, настоявшие на применении самой жестокой государственной расправы над «нечестивыми агарянами» и «приспешниками сатаны». Такие требования как раз и указывают на то, что воинствующие христоносцы и их холуи подвергались разбойным нападениям.
Пленение Могуты — знаменитого воителя со зловредной заразой, Никоновская летопись относит к 1008 году: «Того же лета изымаша хитростию некоего славного разбойника, нарицаемого Могута». После ужаснейших пыток Могута и несколько тысяч повстанцев были казнены в Киеве лютой смертью:
Целый день в придорожный ров
Выволакивали покойников:
Удалых охотников да волхвов,
Да иных бунтарей-разбойников…
Вольные разбойники объединялись в лесные братства и становились народными мстителями. Их имена окружались почётом и любовью, а подвиги воспевались:
А тут Соловью емуй славу поют,
А и славу поют ему век по веку! [8]
Именно с тех пор, со времён клятвопреступника и братоубийцы Владимира, русское народное правосознание поэтизировало и даже идеализировало разбойников, видя в них ревнителей родоплеменных и вечевых уставов, своих заступников и избавителей от светского и церковного произвола, бесчинства и глумления.
Народ считал и считает грабёж богачей, жирующих на людских бедах, не преступлением, не постыдным делом, а напротив, делом справедливым и даже праведным [9]. Баре столетиями копили себе богатство подневольным крестьянским горбом, и отобрать у них это присвоенное, бессовестно нажитое имущество — это всего лишь возместить похищенное. Да и вообще: иметь по горло и не делиться с обездоленным — это хуже, чем красть.
Не было в «ворах» и «разбойниках» корысти: не гнались они за наживой, не обольщались золотой казной, отнятой у захватчиков. «Грабёж» богачей по сути представлял собой делёж, справедливое распределение добытого: ведь немалая часть богатств этих раздавалась неимущим труженикам, вдовам и сиротам.
С ужесточением крепостного «права» подъяремный люд становится самым несчастным и бесправным общественным слоем. Но с забитостью всегда соседствовало бунтарство: народное сочувствие всецело и неизменно было на стороне тех, кто восставал против господ, и совсем не случайно любимым героем русского фольклора стал лихой казак-разбойник, рисковый «джентльмен удачи» [10].
А отличительной чертой народной нравственности стало деятельное сочувствие мятежникам. Что может быть достовернее и убедительнее слов старинной песни: «Хлебом крестьянки кормили меня, парни снабжали махоркой»?! Кого же? — Государственного преступника, беглеца с царской каторги!
А кто становится властителем дум и героем того времени? Яркая, незаурядная, обычно одинокая и вольная, во многом загадочная личность; человек мощных страстей, романтический разбойник, бунтарь, мститель, тираноборец и богоборец, революционер, «Овод»! [11]
Страшны были такие личности и будут страшны преступным правителям и их сатрапам своим «экстремизмом», своей неподкупной, бескорыстной, бескомпромиссной Доброй Волей в борьбе со Злом [12].
Рассказывают, что граф Панин, командовавший царским войском, действовавшим против Пугачёва, подошёл к нему, закованному в цепи и сидевшему в особой клетке, и спросил, заикаясь:
— Как ты смел, вор пойти на своего государя?
Слово «вор» вышло у Панина похожим на слово «ворон».
Пугачёв ответил:
— Я не ворон. Я воронёнок. А ворон-то ещё летает.
Он знал, что народные восстания не прекратятся и после его смерти. И не ошибся.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я в бой бросался с головой,
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.
Мы проливали кровь и пот,
С народом откровенны были.
Нас победили. Только вот
Идею нашу не убили!
Пускай схоронят нас сейчас,
Но наша Суть не канет в Лету;
Она воспрянет в нужный час
И победит. Я верю в это!
Она не канула! Нет-нет!
Идея та о лучшей доли
Всегда, как пламенный рассвет
Для люда русского, для голи.
Жива Идея, и она
На бой зовёт, а не на стычку,
Как и в былые времена:
Сарынь, на кичку!
И Стенько Разин сквозь века
Махно протягивает руку…
Два атамана, два батька,
А Русь — сплошная рана, мука.
Болит от всяческих порух.
Народ посулами напичкан,
Ему хоть в ухо крикни — глух:
Сарынь, на кичку!
Изверился народ во всём.
Ему под нос кадилом машут
И лжу сулят («господь спасёт»),
Которые ни жнут, ни пашут.
Рабов господних вновь дурят,
Химеру в уши, что затычку,
Чтоб им не слышать вдругорядь:
Сарынь, на кичку!
Гей, атаманы! Ну — «Не-ча-а-ай!»
Тот переклик казацких глоток
И мы подхватили невзначай,
Пусть будет голос наш не кроток.
А вот — грознее, не впотай,
Забытое, нам не в привычку,
Над вольной Волгою гуляй:
Сарынь, на кичку!
Сарынь, на кичку! Голытьба,
Очнись от пьяной своей доли.
Сарынь, на кичку! Дай, судьба,
Другой, не рабской нам юдоли.
Не слёз, печали и смертей,
Где за холуйство — нате лычку…
И выбери средь всех страстей
Сарынь, на кичку!
Шрифт:
Интервал:
Закладка: