Виктор Савченко - Авантюристы гражданской войны (историческое расследование)

Перед своим арестом Блюмкин жил на квартире народного комиссара просвещения А. В. Луначарского, давнего, "не совсем" раскаявшегося троцкиста. По одной из версий ареста Блюмкина, он был арестован на этой квартире, но когда его чекисты усаживали в машину, попытался бежать: оттолкнул шофера и, сев за руль, погнал машину. В одном из узких переулков машину, которой управлял Блюмкин, блокировали машины ОГПУ. Блюмкину ничего не оставалось делать как пересесть в машину чекистов. "Как я устал!" признался, якобы, Блюмкин, когда машина подъехала к Лубянской тюрьме.

В бумагах Блюмкина было обнаружено инструктивное письмо Троцкого к оппозиции, в котором Троцкий предлагал организовать антисталинское подполье и наладить распространение в СССР троцкистского издания "Бюллетень оппозиции".

На первых допросах Блюмкин еще на что-то надеялся, шутил. Он рассчитывал на своих покровителей и свою удачу. Но после допроса с особым пристрастием, испытав кулаки и дубинки палачей, признался во всем…

На восемнадцатый день после своего ареста Блюмкин был приговорен к расстрелу, и приговор был немедленно приведен в исполнение. На Коллегии ОГПУ руководители этого ведомства Менжинский и Ягода голосовали за расстрел, а покровитель Блюмкина, начальник ИНО ОГПУ Трилиссер – против.

Троцкий предложил своим сторонникам на Западе поднять бурю протестов против расстрела "пламенного революционера" Блюмкина. "Дело Блюмкина должно было стать делом Сакко и Ванцетти левой троцкистской оппозиции", – писал тогда Троцкий. Однако этот призыв не получил отклика среди революционеров на Западе, хотя казнь Блюмкина стала первой казнью представителя коммунистической элиты в СССР. И знаменовала собой начало "большого террора" Сталина против оппозиционеров в партии, который унес сотни тысяч жизней членов ВКП(б).

Своего предсмертного письма перед казнью Блюмкин не оставил, погибнув с возгласом: "Да здравствует Троцкий!". За несколько лет до своей гибели он развлекался, посещая Бориса Савинкова в камере смертников. Существует предположение, что он, по заданию ОГПУ, даже написал предсмертное раскаянье бывшего террориста и готовил его мнимое самоубийство. Чужая трагедия тогда была только фарсом для агента "Живого".

Брат Блюмкина – Моисей, остался в Одессе, работал в газете. В 1924 году он не поделил со своим коллегой пишущую машинку и в ходе ссоры убил журналиста из револьвера, подаренного братом. Блюмкин младший тогда получил за убийство невинного всего четыре года, но заступничество брата сократило и этот срок до года. В 1930 году Моисей Блюмкин был арестован и расстрелян.

Яков Блюмкин, типичный истероид и "артист" провокаторского жанра, унес с собой в могилу множество государственных тайн. Он был одним из немногих "посвященных". Остается загадкой, почему этому болтливому и внешне несерьезному аферисту оказывалось такое доверие. Кем был на самом деле Блюмкин?

Скорее всего, он один из первых, кто еще в начале 1918-го, стал тайным агентом большевистской контрразведки и осуществлял постоянный надзор за элитой большевистской и левоэсеровской партий. Он знал очень многое и умел хранить тайны. А на поверхности были только эпатаж и бравада. Но преклонение перед Троцким, вера в его и свою исключительность сыграли с суперагентом злую шутку.

Гражданская война оказалась широким полем деятельности для аферистов, наделенных неограниченной и бесконтрольной властью комендантов, комиссаров, чекистов и командующих всевозможными воинскими советскими формированиями.

В процессе работы над книгой мне попадалось множество материалов о злоупотреблениях милиции, ЧК, "красных" командиров, которые еще ждут осмысления и анализа историков. Тоталитарное общество, с самодавлеющей ролью государства, начало смиряться с бесконтрольностью карательных государственных систем.

В Одесском государственном архиве мне удалось обнаружить сенсационные материалы дела о хищении денег 3-й советской украинской армии женами советских командиров и партийных функционеров. Дело вел следователь губпарткома и контрольного отдела КП(б)У, однако добиться наказания виновных и даже их порицания следователю не удалось.

В сентябре 1920 г. некоего Е. Курфирста (Еремеева) обвинили в попытке совершить побег за границу, в Англию. При обыске у него были найдены крупные суммы денег в валюте и драгоценности. На следствии Курфирст, пытаясь снять с себя вину, обвинил жену командира И. Якира (в 1919 г. командир 45-й советской дивизии, командующий Южной группой войск 12-й армии) и жен других советских командиров в воровстве казенных денег.

В августе 1919 г. Красная Армия была разбита белогвардейцами генерала Н. Шиллинга – у Херсона и Николаева, и отдельные отряды ее отступили к Одессе. Но там они, оказались в окружении. С запада двигались петлюровцы, с востока – белогвардейцы, север контролировали махновцы. Было решено уходить из района Одессы и пробиваться всеми силами (Южная группа 3-й армии, что была переименована в 12-ю армию) к Киеву, который тогда еще удерживали большевики. Командовать Южной группой советский войск (остатками трех дивизий) был назначен молодой комдив Иона Якир, один из первых организаторов карательных советских отрядов, что набирались из китайцев. О Якире, как об авантюристе, уже писал В. Суворов в своей книге "Очищение", я же хочу поведать об аферах, связанных с семьей Якира.

Е. Курфирст был назначен управляющим делами Реввоенсовета Южной группы войск 12-й армии. Именно ему была поручена эвакуация казны и материальных ценностей Южной группы в августе 1919 г., в момент отступления группы из района Одессы на Полесье.

У местечка Окна 1 сентября 1919 г. два ящика с драгоценностями и деньгами были зарыты в землю, а крупные суммы из армейской казны в иностранной валюте были переданы жене И. Якира и Асе Коренблит, жене "администратора" Южной группы, для передачи Одесскому подпольному парткому на подрывную работу в деникинском тылу.

Речь шла о "мешке иностранной валюты", но о точной сумме все свидетели – подельники скромно умалчивают. Стоит ли говорить о том, что когда в Одессу вернулись "красные", ящики с драгоценностями не были найдены.

Валюта была разделена на шесть частей, причем три части попали жене Лебензона (командир бригады в Южной группе войск), ее сестре и шурину, а остальные три части оказались у жен Якира, Корнфельда и Гринштейна.

Ни одна монета не попала к одесским подпольщикам или в государственные закрома. Жены командиров просто продали валюту на одесском рынке. Каждая из них выручила по 20 тысяч деникинских рублей и растратила их в одесских магазинах. Причем жены оригинально оправдывались, заявляя: "…мы не знали, кому принадлежат деньги …мы думали, что это наши деньги … мы тратили деньги в счет своих мужей"! Стоит ли говорить, что ни Якир, ни Лебензон, ни другие "товарищи"-мужъя никогда не расплатились за "траты" своих жен.