Валентин Турчин - Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Для отношения управления характерно то, что нижний уро­вень не определяет, а лишь ограничивает возможности; определяет-то как раз верхний, управляющий уровень: определяет выбор между различными возможностями. Имея взвод солдат, ни один, даже самый гениальный, полководец не сможет разбить армию. Только в этом тривиальном смысле и можно говорить, что бытие определяет сознание. Что же касается развития, то его пружины надо искать в области управляющего, а не управляемого.

В марксизме экономическая жизнь именуется базисом, а институты, выражающие общественное сознание, — надстройкой. С этой терминологией вполне можно согласиться. Но почему отсюда следует, что базис имеет определяющее значение, а надстройка — нечто второстепенное, производное? Такой вывод можно сделать только, если ограничить свое мышление средневековыми категориями субстанции, количества и качества, первичности и вторичности и т.п. Именно таков стиль мышления марксистов. Кибернетик и вообще современный человек, мыслящий в терминах систем и отношений, обнаружив базис и надстройку в сложной системе, скорее сделает вывод об управляющей, определяющей роли надстройки. В конце концов, и голова у человека — надстройка над телом! Так что же существенно в отличии человека от животного: детали пищеварительного процесса или устройство головы?

Голодное брюхо к ученью глухо, — справедливо замечает по­словица. Но это вовсе не значит, что, съев мозг умного человека, можно поумнеть самому и научиться тому, что умел делать по­койник. Основное положение исторического материализма на­поминает наивную веру дикаря в прямое воздействие съеденной пищи на образ мышления. Интересно отметить, что эта вера ос­новывается не на опыте, а на внешне правдоподобных "общих соображениях". Точно то же имеет место и в случае историче­ского материализма. Фактов нет. Есть только "общие сообра­жения".

Влияние экономики на политику и идеологию, столь милое сердцу марксиста, конечно, существует. И, конечно, оно бывает не только явным, но и неявным, скрытым. Прослеживать и обнаруживать его — важная задача историка и социолога. Но воз­водить это в принцип общественного развития можно только догматически, вопреки очевидности.

Мы едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть. Мы знаем, что экономические факторы налагают на нас определенные ограничения. Но мы знаем, что у нас есть также и другие — высшие — цели. И мы умеем соотносить с ними экономические цели. "Все это иллюзии, — говорит нам марксист. — На самом деле все ваши высшие цели — это ловко замаскированный интерес класса, к которому вы принадлежите."

О, волшебное сочетание слов "на самом деле"! Когда вам показывают на белое и говорят, что на самом деле это черное, и только кажется вам белым, то возразить нечего. Можно только попытаться понять, почему или зачем вам это говорят. По отношению к Марксу это главным образом почему, по отношению к современному марксистскому тоталитаризму — это зачем.

Основным побуждением, двигавшим Марксом, было отрица­ние современного ему капиталистического строя. И в самом деле, нельзя признать разумным и справедливым общество, в котором небольшая прослойка богатых людей почти бесконтроль­но распоряжается производством материальных благ, а миллионы бедных людей вынуждены продавать им себя как рабочую силу и влачить при этом полуголодное существование. Такое общество требует коренной перестройки. Средства производства, имеющие теперь четко выраженный общественный характер (и огромную стоимость), должны быть поставлены под эффективный контроль общества. Капитализм должен уступить место социализму.

Но Маркс не был первым социалистом. Он не был также первым революционером. И не он один понимал, что именно неимущие промышленные рабочие — пролетариат, численность которо­го в то время непрерывно возрастала, представлял собой в тог­дашней Европе потенциальное взрывчатое вещество для революции. "Практичный в великих делах", Маркс был первым, кто поставил своей задачей - в целях "вербовки армии", разумеется, — доказать неизбежность победоносной пролетарской революции, сделать пролетариат избранным народом, призванным проложить путь в светлое будущее. В известном письме к И. Вейдемейеру [15] Маркс пишет:

"Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства; 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролета­риата; 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и обществу без классов."

Каким должно быть доказательство? Разумеется, научным; иного не приняли бы в середине XIX века. Но что значит научно доказать? Это значит найти какой-то объективный закон, т.е. закон, не зависящий от воли и сознания людей, подобно закону всемирного тяготения. Где искать такой закон? В экономике, на которую наука во времена Маркса уже начинала распространять свои методы. Так и возникает "исторический материализм", со­гласно которому материальное производство развивается по своим имманентным законам, а воля и сознание людей являются лишь их слепыми орудиями. И развитие производства "с неиз­бежностью" приводит - куда бы вы думали? — к бесклассовому обществу, где все поровну, все справедливо, где человек челове­ку друг, товарищ и брат. Какая мудрость со стороны паровых машин, рычагов первого и второго рода и тому подобных желе­зок!

Концепция Маркса является, по существу, историческим детерминизмом, а не материализмом, причем детерминизм этот нигилистический, отрицающий ведущую роль духовной культуры в истории. Оба эти аспекта Маркс заимствовал из современной ему науки. Но это еще не делает марксизм научным мировоззре­нием, ибо он отвергает самое главное в науке — критический научный метод. По своему стилю мышления марксизм - учение религиозно-догматического типа.