Глеб Мусихин - Очерки теории идеологий

В основу инструментального взаимодействия культуры и идеологии следует положить допущение, что оба данных понятия охватывают нематериальные аспекты человеческого существования, связанные с субъективной сферой идей, ценностей и мировоззрений в человеческой истории.

За отправную точку анализа можно (опять же в качестве допущения) принять подход к культуре, предложенный в конце 1940-х годов Клобером и Клюкхорном, так как, с одной стороны, данный подход уже опирается на социологию как науку, но с другой – еще «не замутнен» постструктурализмом и постмодернизмом, проблематизировавшими культуру как «сконструированную», а не «естественно возникшую» сущность. Согласно данному подходу, культура состоит из явных или имплицитных моделей, созданных поведением и передающихся через символы, составляющие отличительные черты группы людей. Сущностное ядро культуры состоит из традиционных (т. е. возникших исторически) идей и ценностей. Культурные модели могут рассматриваться и как продукты действия, и как накапливающийся потенциал для последующего действия [Kroeber, Kluckhohn, 1952, p. 181]. Для нас в данном подходе важно, что он перекликается с представлениями о том, что культурные системы обусловлены идеологически мотивированными действиями в прошлом и способствуют идеологической мотивации действий в будущем. А значит, идеология – это система коллективных нормативных и фактически обобщенных идей и верований, представляющая собой модель социальных отношений, существенной частью которых является культура [Hamilton, 1987, р. 38].

Подобная сосредоточенность на словесной сфере проявления идеологии провоцирует провозгласить более широкий семиотический, ритуальный, технологический и материальный контекст сугубо культурным. Однако существует достаточно доказательств того, что идеология содержит как дискурсивные (концепции, идеи, убеждения), так и недискурсивные (символы, ритуалы, художественные формы) элементы [Geuss, 1982, р. 5]. Поэтому идеологию можно рассматривать как универсальный антропологический аспект жизни современного общества.

Подобный универсализирующий антропологический смысл идеологии позволяет рассматривать ее как скрытый аспект всякой человеческой культурной деятельности, которым последняя всегда чревата, но который не всегда актуален в культурной деятельности. В качестве аналогии из мира физики можно привлечь двойственную природу света, который распространяется как волна (в нашем случае – это культура как таковая), но при взаимодействии ведет себя как частица (проявляет качества идеологии). Человеческое существование как феномен «проживания» и приобретения опыта не является идеологическим само по себе, однако, проявляясь вовне семантически или символически в виде материальной культуры, оно получает идеологическое измерение, так как возникает ситуация внешней оценки с точки зрения поддержания или изменения социально-экономического или политического статус-кво. На индивидуальном уровне идеологии становятся неотъемлемой частью мотивации человека в сфере планирования, рационализации и обоснования уместности своего поведения – как в масштабах крупных исторических преобразований, так и на уровне повседневной рутины. Иными словами, идеологии нацелены на то, чтобы оправдывать определенные шаблоны поведения, при этом такое оправдание обязательно имеет коллективный характер. Здесь идеология выступает не столько в виде преднамеренного целеполагания, сколько в виде сознательных (или бессознательных) функций культурных архетипов.

С учетом этого идеология представляет собой относительно упорядоченный, динамично развивающийся набор коллективных идей и убеждений, выраженных в семиотических, ритуальных, художественных или поведенческих формах. С функциональной точки зрения эти наборы идей способствуют укреплению существующих (альтернативных) социальной, политической, экономической, эстетической и технологической практик в конкретном обществе. На индивидуальном уровне идеологии выполняют социально-психологическую функцию нормативного наделения человека чувством идентичности (sensus communis в кантовской терминологии) [83], позволяя видеть окружающую реальность через определенное целеполагание и оценивать свои действия как «нормальные», хотя находящиеся вне рамок данного идеологического комплекса убеждений могут увидеть его иллюзорность, субъективность, наблюдать скрытые материальные интересы и т. д. Такие комплексы убеждений могут как «окультуривать» прошлое через его увековечение в традициях, так и реализовывать революционные, ориентированные на будущее, проекты.

Таким образом, в любой человеческой культуре есть идеологическое измерение, но только если мы рассматриваем эти культуры в контексте идеологий. Из этого следует, что все массовые мероприятия социальной жизни (спорт, увлечение здоровым питанием, летние отпуска и т. д.) и культурные артефакты (детские игрушки, поп-музыка, картины эпохи Возрождения и т. п.) могут рассматриваться как имеющие идеологическое измерение. И в культурном контексте это идеологическое измерение не сводится к манипуляции массовым сознанием в пользу господствующих социальных групп. Выступления советских лидеров, конечно, являлись манипуляцией массовым сознанием, но в общекультурном контексте они отражали действительные ценности и убеждения этих лидеров.

Идеологии, рассматриваемые как имманентный аспект всей человеческой культуры, обладают парадоксальным сочетанием качеств. Идеологии проявляют себя как индивидуально, так и коллективно; как «реальное» субъективное переживание и в то же время как «сконструированные» и «искусственные» интерпретации историков и представителей иных общественных наук. Примечательно, что подобная «искусственность» становится следствием методологических приемов, направленных на объективацию субъективных идеологических представлений. Такую же двойственность мы можем обнаружить и в культуре, так как явления, которые кажутся естественными для социума (государство, нация, рыночная экономика, да и само общество) могут быть интерпретированы как историческая (и идеологическая) тенденциозная реконструкция, предпринятая конкретными акторами [Suny, 2002, р. 1476–1499].

Такой взгляд на культуру долгое время игнорировался политической наукой (американской во всяком случае); последняя чаще всего рассматривала культуру как массив информации, подлежащий изучению, и отрицала ее (культуру) как независимую объясняющую переменную [Ibid., р. 1489].