Елена Попова - Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни

Все это время Боб оставался активным, он смог делом отреагировать на кризисную ситуацию. И хотя другие дети спаслись вместе с ним, многие из них были гораздо сильнее напуганы. Если бы никто не призывал их с настойчивостью спастись из ямы, они так и остались бы под землей — в полной беспомощности. Они двигались как зомби и нуждались в помощнике, который вывел бы их на свободу. Пассивность такого рода похожа на поведение, о котором сообщают военные подразделения, специализирующиеся на освобождении заложников. Оно носит название «стокгольмского синдрома». Часто заложники сохраняют полную неподвижность до тех пор, пока не услышат повторных приказаний.

Как же определить, стало какое-то событие травмой для ребенка или осталось неприятным воспоминанием? Проще всего проконсультироваться со специалистом, в этом случае вы получите и диагностику, и программу помощи, если ответ будет положительным. Развитие психологической травмы проще предотвратить на стадии зарождения, чем потом избавляться от нее. Если вы предполагаете, что какое-то событие может нанести ребенку вред, то об этом нужно с ним разговаривать, спрашивать, что он чувствует, какие мысли его посещают в связи с событием.

Однако мы не в силах находиться рядом с нашими детьми каждую минуту их жизни и можем не знать, что с ними случилась беда, да и ребенок в силу возраста иногда просто не в состоянии об этом рассказать. Например, дети дошкольного возраста редко жалуются на воспитателей, они считают, что взрослые поступают правильно. В таком случае поводом для разговора по душам может стать непривычное поведение ребенка или подростка.

Вот признаки, на которые стоит обратить внимание родителям (не в порядке значимости, это простое перечисление):

1. Изменение поведения, когда оно становится не характерным для вашего ребенка:

• агрессивность;

• плаксивость;

• замкнутость, отстраненность;

• прекращение общения с большим кругом сверстников;

• особенная раздражительность.

2. Проблемы со сном.

3. Проблемы с аппетитом.

Эти признаки вовсе не обязательно указывают на тяжелое переживание, но это повод, чтобы вглядываться в ребенка, замедлиться и побыть рядом с ним. Возможно, он в вас нуждается, и вовремя сказанные слова сохранят душевное спокойствие и не позволят болезненному гнойничку образоваться в душе, а может, и залечат глубокую рану.

Важно понимать, что нам сложно оценить глубину потрясения, если мы находимся за пределами ситуации. Всегда есть риск недооценить или переоценить, еще труднее понять чувства другого человека. Даже в том случае, если он подробно об этом рассказывает. Я, например, считала, что, когда люди говорят о человеке, которого потеряли, «как будто руки не стало», — это образное выражение. Однако когда умерла моя мама, я первое время ощущала потерю на телесном уровне именно как отсутствие рук. Вот я всегда ходила, наливала чай, открывала двери, чистила зубы, рассказывала маме о своих планах, мечтах, огорчениях, вспоминала смешные или грустные случаи, а сейчас пробую взяться за эти привычные действия, а рук нет и мамы нет.

Нередко бывает, что родители не придают значения переживаниям ребенка или раздражаются из-за чрезмерных, с их точки зрения, проявлений этих переживаний.

И снова — история.

В семье двое детей: Роме — одиннадцать, Соне — пять. Мама обратилась ко мне по поводу неадекватных переживаний сына, связанных со смертью хомячка. Дочь забыла о своем питомце через день, а сын до сих пор плачет, но это еще ничего. Мама не знает, как реагировать на создание альбома, посвященного хомячку. Ругать? Запретить? Мысль поддержать тоже ее посещала, но показалась настолько абсурдной, что, по ее словам, «тогда сразу в психушку, всей семьей».

В работе с мальчиком проясняется его отношение к хомяку и смерти. На первом занятии Рома говорит, что стесняется своего поведения, хочет избавиться от этих дурацких слез. Начинаю аккуратно расспрашивать про хомячка, как звали, сколько прожил, что любил. Мальчик охотно рассказывает, и если в начале нашей работы, говоря о том, что переживания его — дурацкие и от них нужно избавиться, он плакал, то во время рассказа слез как не бывало.

Одиннадцатилетнему человеку нужно осмыслить и принять смерть живого существа, которое еще вчера бегало по твоей комнате и ело из твоих рук. Альбом как способ справиться с тревогой, с всколыхнувшимся страхом смерти, с гневом на равнодушие взрослых («если бы телефон сломался, и то больше бы переживали») — это нормально. А пятилетней девочке достаточно поплакать немножко и пойти заниматься своими делами — это тоже нормально. Все по возрасту.

С другой стороны, наблюдать серьезную драку гораздо страшнее, чем участвовать в ней. Особенно если в ней замешан твой ребенок. Дело в том, что гормоны выбрасываются в кровь в зависимости от нашей оценки ситуации. То есть неважно, участвуем ли мы сами в соревнованиях, или смотрим, как соревнуется тот, за кого мы болеем. В ситуации, когда надо действовать быстро, например во время драки, в крови повышается уровень адреналина, что приводит тело в состояние боевой готовности, и если человек вступает в противодействие, то адреналин расходуется и уровень напряжения после столкновения будет у этого человека намного ниже, чем у того, кто остался в стороне и не мог сбросить излишек гормона. То есть активные физические действия в таких случаях предохраняют нас от стресса. Татьяна Карпунькина, талантливый психолог, работающий с детьми и подростками, рекомендует «выхаживать» стресс.

Если продолжать разговор о том, как не допустить разрастания травмы, нужно сказать, что чем более разнообразны увлечения человека, тем легче он переносит удары судьбы. Но в число таких увлечений не входят кружки и секции, в которые ребенок ходит по настоянию родителей, а сам не проявляет к ним никакого интереса. Важна личная включенность.

Человек оценивает ситуацию как стрессовую, когда ему кажется, что личных ресурсов для ее преодоления у него нет или их недостаточно, он ощущает их дефицит. Оценка эта субъективна и основывается на навыках и предыдущем опыте. Чем чаще человек сталкивался в прошлом с трудностями и с тем, что он мог их преодолеть, тем меньшим стрессом посчитает новую трудность. Соответственно чем меньше побед, тем больше стресс.

Если пострадавший подросток остается один на один с невыносимыми чувствами, он попытается избавиться от них любыми способами. Иногда эти способы разрушительны и не одобряются обществом — алкоголь, наркотики; иногда разрушительны, но одобряются — экстремальные виды спорта, трудоголизм. Часто такие способы справляться со стрессом превращаются в зависимости. У подростков риск уйти в зависимости после травмирующих событий более вероятен в силу того, что, как я уже говорила, у них меньше успешного опыта в преодолении стресса. У взрослых людей есть понимание, как это — продолжить жить, когда тебя бросил любимый, а у подростков такого опыта нет, но боль от потери есть. И она кажется невыносимой, просто несовместимой с жизнью. Перспектива дальнейшего существования как бы схлопывается.