Вилейанур Рамачандран - Рождение разума. Загадки нашего сознания

В — третьих, решение проблемы «Я» не лежит непосредственно в эмпирической плоскости, а, напротив, требует радикального изменения точки отсчета. Так поступил Эйнштейн, когда он опроверг утверждение, что объекты могут двигаться, развивая произвольно высокую скорость. Когда мы наконец достигнем такого изменения наших представлений, то, возможно, будем сильно удивлены, обнаружив, что ответ все это время лежал на поверхности. Я вовсе не хочу выглядеть новоявленным гуру, однако есть любопытные параллели между этой идеей и взглядами индуистской философии (хотя и весьма расплывчатые), например что не существует значимых различий между «Я» и другими, или о том, что «Я» есть иллюзии.

Конечно, у меня нет ключа к решению проблемы «Я» или к тому, каким может быть изменение представлений, иначе я бы сегодня же отправил статью в журнал «Nature» и немедленно стал бы самым знаменитым ученым из ныне живущих. Тем не менее просто шутки ради я попробую описать, как может выглядеть наше решение.

Начнем с квалии. Представляется очевидным, что квалии должны были эволюционировать, выполняя специфические биологические функции — они не могут оказаться просто побочным продуктом (эпифеноменом) нервной деятельности. В книге «Фантомы мозга» я предположил, что сенсорные представления, которые сами по себе лишены квалии, могут приобретать их в процессе экономичной кодировки или «изготовления» удобных в обращении порций, по мере их доставки в центральную структуру мозга. В результате возникают высокоорганизованные представления (репрезентации), которые служат новым вычислительным задачам. Назовем их метарепрезентациями. (Хотя я испытываю некоторый дискомфорт, используя приставку «мета», которая часто употребляется в качестве маскировки витиеватых, туманных соображений, особенно в среде социологов.) Можно подумать, что эти метарепрезентации представляют собой вторичный, «паразитический» мозг (или, по крайней мере, ряд процессов), который развился в нас, людях, чтобы создать более экономичное отображение автоматизированных процессов, происходящих в «основном» мозге.

По иронии судьбы эта идея подразумевает, что так называемый гомункулус (помните: «маленький человечек сидит в мозгу и смотрит на экран, по которому проходят квалии») на самом деле существует. Фактически, то, что я называю метарепрезентацией, имеет невероятное сходство с гомункулусом, которого философы отвергают с большим рвением. Я предполагаю, что гомункулус является либо просто самой метарепрезентацией, либо другой структурой мозга, которая возникла позже в ходе эволюции для создания метарепрезентаций. По-видимому, феномен гомункулуса есть только у людей либо он существенно сложнее, чем шимпункулус. (Примите во внимание, однако, что он может быть не единственной новой структурой, а представлять собой целый набор дополнительных функций, который включает вычислительную систему. Похожую идею высказывали Дейвид Дарлинг, Дерек Бикертон, Марвин Мински и многие другие, хотя и в ином контексте.)

Так в чем же состоит задача создания такой метарепрезентации? Очевидно, что она не может быть просто копией или дубликатом — это было бы лишено смысла. Так же как и первичная репрезентация сама по себе, вторичная служит для выделения или освещения конкретных аспектов первичной с целью создания опознавательных знаков, которые способствуют новому стилю последующих вычислений. А может быть, для внутренней последовательной подтасовки символов («мыслей») или для связывания идей с другими с помощью одномерного звукового потока («языка»). Безусловно, если вы сочетаете абстракцию (см. подробное обсуждение в гл. 4) с последовательной подтасовкой символов, то получите «мышление» — наше родовое «пробирное клеймо».

Когда в эволюции эта граница была пересечена, мозг стал способен генерировать то, что Карл Поппер назвал бы «догадками»; он стал пробовать новые — даже абсурдные сопоставления перцептивных «клейм», просто чтобы увидеть, что случится. Это спорный момент: может ли примат вызвать в своей памяти зрительный образ только что виденной лошади, но вряд ли он может вообразить лошадь с рогами (например, единорога) или представить себе корову с крыльями — а некоторые люди делают это без усилий.

В связи с этими идеями возникают интересные вопросы. Присущи ли квалии и самосознание только человеку, или они есть и у других приматов? И до какой степени они зависят от языка? У верветов [60]в естественной среде есть особые окрики, предупреждающие сородичей о различных хищниках. Сигнал «змея на дереве» заставит их спрыгивать с дерева на землю, а «леопард на земле» вынудит их карабкаться высоко на дерево. Однако сам кричащий не знает, что он предупреждает остальных. Верветы не обладают интроспективным [61]сознанием, для которого, по-видимому, требуется другая часть мозга (вероятно, привязанная к аспектам языка), чтобы порождать репрезентации более ранних сенсорных репрезентаций (метарепрезентаций) змеи или леопарда. Мы можем «внушить» обезьяне, что свинья представляет собой опасность, подавая ей слабые электрические разряды при появлении свиньи. А что, если поместить ее на верхушку дерева, а свинью поднять на соседнюю ветку? Я предполагаю, что эта обезьяна испугается, но не сможет выкрикнуть сигнал «змея», чтобы предупредить других обезьян спрыгнуть с дерева, то есть использовать сигнал как глагол. Похоже, что только человек способен к такому осознаванию квалии и ограничениям возможностей — «силы воли» — которые могут потребоваться.

Какие части мозга вовлечены в этот новый стиль обработки информации? Ориентировочный список включил бы миндалину (которая оценивает эмоциональную важность событий), такие структуры, как ангулярная извилина и зона Вернике (которые сгруипированы вокруг левого височно-теменно-затылочного соединения (ВТЗ), и передняя поясная извилина (которая отвечает за «намерение»). Как я отметил в книге «Фантомы мозга», «другая причина выбора височных долей — особенно левой височной доли… состоит в том, что в ней представлено много областей речи, особенно смысловой. Если я вижу яблоко, то активируются височные доли, которые позволяют мне постичь все его значения практически одновременно. Узнавание, что это фрукт определенного вида, происходит в нижней височной коре, миндалина оценивает его значение для моего здоровья, а зона Вернике и другие предупреждают меня обо всех нюансах, которые возникают при представлениях об образе яблока: я могу съесть яблоко; понюхать его; испечь яблочный пирог; вырезать сердцевину, посадить в землю его семена; употреблять его, чтобы „держаться подальше от докторов“; искушать Еву и т. д. Выбор каждой возможности оказывается центральным этапом („внимание“), а дальнейшие действия частично происходят при содействии поясной извилины. Если она оказывается поврежденной, пациент находится в состоянии бодрствования, но теряет желание говорить, думать, делать выбор или действовать; он страдает акинекическим мутизмом [62]»