Вилейанур Рамачандран - Рождение разума. Загадки нашего сознания

Здесь возникает важный вопрос: до какой степени метарепрезентация связана с возникновением языковой способности понимать смысл? 5 Один способ это понять — посмотреть, способен ли пациент с афазией Вернике, вызванной поражением области речи в левом полушарии, лгать, даже несмотря на то что он не может понимать разговор или участвовать в нем. Пока у вас нет определенных представлений (репрезентаций) о ваших репрезентациях, вы не можете искажать их до того, как передадите другим; то есть вы не можете лгать 6 . (Это происходит, потому что если первичное представление само по себе искажено, вы обманываете самих себя — что лишает смысла вранье. Возможно, вам будет легче передать свои гены вашей потенциальной партнерше, если вы солжете ей, что у вас огромный счет в банке, но если вы сами поверите в это, то есть вы заблуждаетесь, вы можете начать тратить деньги, которых у вас нет.)

Несомненно, преднамеренная ложь — это безошибочный показатель того, что субъект — будь он шимпанзе, ребенок или больной с повреждением мозга — способен одновременно моделировать представления других и обладает мыслительной способностью. Известно, что птица может симулировать подбитое крыло, чтобы отвлечь хищника от своих птенцов, но она не осознает, что делает это; она не имеет «репрезентацию репрезентации», следовательно, не может воспроизводить эту стратегию в новых ситуациях, где это могло бы пригодиться. Например, птица не может симулировать, чтобы обратить на себя больше внимания и вызвать сочувствие своего самца (хотя такая способность могла бы возникнуть позже в процессе естественного отбора).

Разница между преднамеренной ложью и самообманом становится очень расплывчатой при таких расстройствах, как анозогнозия (см. гл. 2), когда пациентка с параличом левой руки, вызванным повреждением правого полушария, отрицает свой паралич. Это весьма странно, но когда я спросил одну из моих пациенток, может ли она дотронуться до моего носа своей левой рукой, она сказала: «Конечно… но будьте осторожны — я могу проткнуть вам глаз!». А в другой раз, когда я спросил генерала в отставке, может ли он пользоваться своей левой рукой, он ответил «Да, но не буду. Я не привык выполнять чужие приказы, доктор». Такие реплики подразумевают, что кто‑то там «знает» правду, и правда выходит наружу, даже несмотря на то что они оба, мыслящие люди, ее не осознают. («Мне кажется, что леди слишком активно протестует». Здесь появляется тень фрейдистской психологии.)

И снова я обращаю ваше внимание на то, что само существование феномена самообмана предполагает наличие этого «само», которое обманывается. Самосознание — далеко не зпифеномен — должно было эволюционировать в процессе естественного отбора, чтобы способствовать выживанию, и, конечно, в него включается способность сохранять целостность и постоянство — даже обманывая себя при необходимости. Я почти уверен, что примат способен пользоваться защитными механизмами Фрейда, такими, например, как «нервный смех», отрицание или рационализация (если допустить, что мы могли бы это проверить с помощью языка жестов).

Все это подводит нас к высказанным мною ранее замечаниям о том, что квалия и «Я» на самом деле являются двумя сторонами одной медали — одна не может существовать без другой. Способность использовать специальные системы мозга, чтобы создавать метарепрезентации 7 сенсорных и моторных репрезентаций — частично в помощь речи, а частично с помощью речи, — могла быть основополагающей для эволюции как завершенной квалии и самосознания. Как мы заметили раньше, свободный поток квалий невозможен без их осознавания; но и «Я» не может существовать в изоляции, в отрыве от всех чувств и ощущений. Похожее различие можно найти и между репрезентациями «грубых» эмоций и их метарепрезентациями, которые позволяют вам реагировать на эмоции и делать сложный выбор — даже воздерживаясь от конкретных действий, которые в противном случае могли бы последовать автоматически. Если вы рассыпаете перец у своего носа, то рефлекторно чихаете, но почему это чихание сопровождается характерным признаком? (В отличие от коленного рефлекса, который возникает без наличия «признака» даже при параплегии [63].)

По иронии судьбы этот «признак» мог эволюционировать как метарепрезентация лишь для одной цели, позволяющей вам прекратить чихание произвольно, если вам это нужно (например, при игре в прятки). Вероятно, кошка не может остановить приближающийся чих, поскольку, как я полагаю, у нее нет метарепрезентации. Чихание вряд ли можно отнести к эмоциям, но тот же принцип, возможно, применим к более сложным человеческим эмоциям. Кошка просто бросается в атаку, когда она видит длинное темное очертание, но она не может размышлять о мыши или «мышиности», как можем мы, вы и я. Она также не может испытывать такие тонкие эмоции, как покорность, заносчивость, жалость, не может мечтать или плакать от жалости к себе — все эти чувства основаны на метарепрезентациях эмоций, которым нужны сложные взаимодействия с социальными ценностями, представленными в глазничной части лобной коры. Несмотря на то что эмоции считаются филогенетически древними и часто примитивными, похоже, что у человека они бывают сложнее, чем их причины.

Ощущение «целостности я» также заслуживает комментария. Почему вы чувствуете свою «отдельность», невзирая на погруженность в постоянный поток сенсорных впечатлений, мыслей и чувств? Это хитрый вопрос, и не исключено, что он может оказаться псевдопроблемой. По-видимому, по самой своей природе «Я» можно переживать только как «целостность». Переживание двух «Я» логически невозможно, потому что тогда возникает вопрос, кто или что переживает эти два «Я». Правда, иногда мы говорим о «раздвоении сознания», но это не более чем фигуральное выражение. Даже люди с расстройством, называемым раздвоением личности, не ощущают две личности одновременно — эти личности обычно меняют одна другую и взаимно амнезируются: в любой отрезок времени «Я», играющее главную роль, отгорожено (или только смутно осознается) от другого (или других) «Я». Даже в экстремальных случаях с расщепленным мозгом [64], два полушария которых не имеют соединения, пациенты не ощущают двух субъектов; «Я» каждого полушария осознается само по себе, хотя интеллектуально оно может приходить к выводу о наличии другого 8 .

Другой парадокс состоит в том, что, даже несмотря на собственную принадлежность «Я» — по самому его определению, — оно в огромной степени расширено за счет социальных взаимодействий и, безусловно, может эволюционировать уже в социальном контексте. Первыми на это указали Ник Хамфри и Хорас Барлоу на конференции, которую организовали Брайан Джоузефсон и я в 1979 году.