Андрей Курпатов - Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

Непространственность и вневременность («сверхвременность» и «сверхпространственность» – как бы сказал Н.О. Лосский) сущности наглядно демонстрирует нам ее целостность и неотграниченность – не может быть границ там, где нет времени и пространства. Только утвердив и осознав это, мы можем, не распиная здравый смысл, говорить: там, где ничто, – там все. Это неоценимо важное положение для всего последующего текста, и именно целостность, принцип целостности дает нам это понимание, и именно он вдохновляет Дайсэцу Судзуки на такие слова при описании сатори: «В сатори всегда есть то, что можно назвать чувством потустороннего: в действительности это переживание мое личное, но я чувствую, что корнями оно уходит куда-то еще. Индивидуальная оболочка, которая так сильно ограничивает мою личность, разрывается в момент сатори. Это не должно обязательно означать того, что я воссоединяюсь с существом более высоким, чем я сам, или поглощаюсь им: это значит, что моя индивидуальность, которая раньше была ограничена строгими рамками существования, отдельного от других индивидуальных существований, начинает каким-то образом выходить из этих узких рамок и растворяться в чем-то неописуемом, в чем-то совершенно отличном от того, к чему я привык. Это состояние сопровождается чувством совершенного освобождения и полного покоя – человек чувствует, что он достиг, наконец, цели. “Возвращение домой…”» 41

Но на этом мы не исчерпываем указанного противоречия. Ведь очевидно, что просто одна-единственная, отдельно взятая индивидуальность уже, в каком-то смысле, и не очень индивидуальность. Нужно нечто, относительно чего она, грубо говоря, будет индивидуальностью. Индивидуальность проявляется только в отношении с чем-то, но существующие отношения (в подавляющем своем большинстве) предъявляют нам требования, однако же, индивидуальность не может удовлетворить никакие требования, поскольку она – индивидуальность, а следовательно, ее абсолютная отличность делает невозможным для нее не то что выполнение этих требований, но даже принятие их как некой данности, они словно бы произносятся на неизвестном для нее языке. Отсюда мы вынуждены признать, что для существования индивидуальности, ее проявления, необходимы какие-то особенные отношения. Что ж, остается заключить, что для проявления нашей индивидуальности мы должны найти способ попасть в реальность индивидуальных отношений и только тогда получим эту возможность.

Представляется, что вещь, на которую невозможно указать и которую нельзя назвать, живет сама по себе. Что тогда – «индивидуальность»? Индивидуальность – это каждый из нас сам по себе (не в себе, а по себе), это «я-сам-по-себе». Ее сущность и изначальность представляется более чем неоспоримой, но возникает масса вопросов. И самый важный из них – это зачем тогда индивидуальное становление, личностное развитие, которое все мы видим, ведь нельзя же стать индивидуальностью, будучи ею? Действительно, мы наблюдаем становление вовсе не индивидуальности, а того, что отождествляется с нею. Если мы говорим: «Я – это то-то и то-то», то нечто уже названо и это уже не индивидуальность.

Платон в главном своем мифе о человеке рассказывает нам о том, что душа, видевшая «истину», поднявшись на «небесный свод», возвращается для служения истине и людям. Идея служения – одна из самых важных в христианстве. Одна из важнейших буддийских концепций состоит в том, что «чувствующие существа представляют неотделимую часть Целого и что, следовательно, не может быть истинной полноты блаженства, пока все не достигнут Другого Берега» 42.

Другими словами, и личностное развитие, и религиозное просветление, и достижение Нирваны – это лишь промежуточный пункт, который и знаменуется ощущением-осознанием своей индивидуальности – заветного «я-сам-по-себе» в целокупности мира. Человек осознает, воспринимает, ощущает себя частью целого, цели целого становятся изнутри-идущими целями его индивидуальности, и только в этот момент целостность-сама-по-себе «оживает». Так что осознание собственной индивидуальности единичного центра – это возможность для целого быть целостным. Но возможно ли это без того долгого пути, о котором мы говорили и который наблюдаем в процессе развития личности? Нет, невозможно. Вот и ответ.

Прежде мы уже говорили о принципе способа существования. Понимание того факта, что мы всегда живем как-то , и то, как мы живем, определяет для нас наш мир, помогает осознать взаимодополняемость многих вещей, которые на первый взгляд, возможно, представляются откровенно противоречивыми.

Например, достаточно странной должна представляться мысль о том, что какие-то отношения между двумя людьми принадлежат некой иной реальности, а вовсе не той, что и все остальные, реальности, в которую, кроме как через эти отношения, попасть никак невозможно. Впрочем, нас не удивляет, например, запрет на фотографирование в картинной галерее, хотя запоминать картины нам в ней никто не запрещает. По сути же, идет речь о том, что одна форма фиксации реальности нам разрешена, а другая – нет. Точно так же, мы не слишком удивимся, узнав, что, хотя для посещения большинства клубов достаточно денег, есть и такие, которые требуют от посетителей, чтобы те обладали определенным социальным положением или имели при себе некие рекомендательные письма. Мы не удивляемся, поскольку считаем вполне естественным, что принадлежность к той или иной группе определяет те или иные возможности. Точно так же и с реальностью индивидуальных отношений: ее способ существования отличается от того способа существования, который характерен для органопсихики, гносеологии и личности. Речь действительно идет о другой реальности. Попробуем сопоставить эти способы существования способу существования в индивидуальных отношениях.

Начнем с изменений, которые претерпевают элементы способа существования органопсихики в реальности индивидуальных отношений. Первое, что здесь бросается в глаза, – это странное переживание времени и пространства в реальности индивидуальных отношений. Вообще говоря, тема времени и пространства после работ А. Эйнштейна стала одной из самых популярных в философии. И вряд ли стоит удивляться тому, что эти физические открытия и произвели такой фурор в умах философских. Время и пространство не зависит от нас, но и мы не зависим от него – вот что стало основным открытием этого века. «Время не нечто сделанное человеком, – писал М. Хайдеггер, – человек не нечто сделанное временем. Здесь не имеет места никакая сделанность.» 43Впрочем, в данном случае поводом для подобного рода рассуждений стали не физические эксперименты начала ХХ века, а духовные кризисы этого рокового столетия. Первая мировая война, революция в России, Вторая мировая война, экономические, геополитические и социальные кризисы… Философ, человек, размышляющий о жизни, почувствовал себя разделенным с миром – события шли своим чередом, а он смотрел на них, оставив всякие надежды понять причинность явлений, пытаясь осмыслить себя в этой беспричинности.