Юрий Апухтин - Последний рывок советских танкостроителей

С развалом Союза началась какая-то безысходность, Москва начала относиться к нам настороженно, а Киев много чего обещал, но практически ничего не делалось для организации работ. Да и кто мог там организовывать, если во вновь образуемые государственные структуры набирали людей по главному критерию – знанию украинского языка и ничего не смыслящих в разработке военной техники.

Поездки в Министерство промышленности показывали, насколько эти люди далеки от понимания как и для чего создается военная техника и вполне серьезно собирались производить всю военную технику, которая была в Украине до развала Союза. У них даже и мыслей не возникало, что это стоит громадных финансовых затрат и невозможно без сложившейся взаимной кооперации.

Очень показательным по этому поводу является приезд в 1992 году к нам первого украинского Министра промышленности Лобова. На опытной базе мы показывали ему Боксер, я докладывал по комплексу управления и показывал уже существующие узлы и приборы, которые практически все производились в России.

Он выслушал меня и пошел дальше, но неожиданно вернулся ко мне и спросил – а вы договорились с Ельциным о поставке этих узлов? Более дурацкого вопроса трудно было ожидать от так называемого министра.

Я ему ответил, что с Ельциным я не договорился, так как это уровень президента или премьер-министра Украины и его задача довести это до них. Он молча меня выслушал и двинулся дальше, а для меня это был наглядный урок кретинизма народившегося государства, которое имеет таких министров.

Мы еще пытались продолжить работы по Боксеру и искали смежников теперь уже в Украине. О ЛНИРТИ, с которым работы после начала контактов с НИИАП практически прекратились, никто не хотел и вспоминать и тут родилась идея вернуться к контактам с КБЭ, которое к тому времени уже было переименовано в НПО Хартрон.

Борисюк договорился с Айзенбергом, который стал генеральным директором НПО Хартрон, о встрече и мы с ним поехали на эту фирму. Айзенберг радушно принял нас и показал нам все последние разработки, у них была такая же провальная ситуация по всем их работам по ракетно-космической тематике.

Мы ходили по их лабораториям и цехам, которые были уже в запустении. Если в НИИАП нам показывали разработку системы управления Бурана, то в НПО Хартрон мы ознакомились с системой управления ракеты Энергия, выводившей его на орбиту. И здесь аппаратуры было очень много, которая десятками блоков пылилась и никому не была нужна.

Мы вновь встретились с нашими старыми знакомыми Златкиными и Калногузом, Златкин возглавлял уже комплекс по ракетной тематике, а Калногуз отделение, которым когда-то руководил Айзенберг.

Работу с нами они с удовольствием поддержали, в Киеве только приветствовали это, мы теперь находились в одном министерстве и сидели без заказов и финансирования.

В беседе с одним из начальников лаборатории он рассказал, что в поисках заказов они даже ездят по колхозам и ищут работу, которую они могли бы им сделать! Такого провала я не ожидал и искренне удивился, как можно было оставить такую фирму без средств к существованию. В это время я еще не знал, что где-то через год и мы окажемся в такой же ситуации и я буду заниматься по своей инициативе разработкой системы электронного впрыска для автомобиля Таврия.

НПО Хартрон сразу же подключил к нашим работам серьезные силы и они начали разбираться в деталях. Принцип организации работ у них был такой же, как и у НИИАП и мы начали заново с ними проходить все этапы от согласования ТЗ, алгоритмов, стыковочных характеристик и размещения аппаратуры. Структура КБ у них была очень громоздкая, рассчитанная на масштабные работы по ракетно-космической тематике и ее приходилось приспосабливать под взаимодействие снами.

Работа пошла, но не решался главный вопрос к которому неизбежно все мы должны были прийти – это финансирование. НПО Хартрон при всей своей громадной численности сотрудников требовал серьезного финансирования и ранее они ни в чем себе не отказывали. С их стороны начались попытки запросить объемы финансирования, превышающие затраты на разработку всего танка, что естественно никого не устраивало.

Мы долго притирались друг к другу, к тому же у Борисюка как-то не сложились с Айзенбергом личные отношения, каждый из них считал себя более главным, что также накладывалось на работу В начале по технике работа шла и очень хорошо, но финансирование по танку практически прекратилось и мы были не в состоянии оплачивать даже уже выполненные работы. Примерно года полтора мы в таком режиме работали, но потом работа медленно умерла, как и весь танк. Единственным ответвлением от этой работы стала разработка и запуск в производство НПО Хартрон баллистического вычислителя для нашего серийного танка.

В этот период началась работа с КБ Южное по созданию ракетного вооружения для Боксера и серийного танка. Эти работы также ни к чему не привели, они делали слишком большие ракеты и их задел оказался недостаточным для создания ракетного вооружения для танка. Они попытались получить такой задел в КБТМ, но им было отказано. Эти работы также медленно умерли, к тому же КБЮ не проявляло к ним серьезного интереса.

С момента развала Союза мы все-таки сумели довести конструкцию автомата заряжания и основные узлы танка до приемлемого уровня работоспособности. С автоматом заряжания у нас не получалось из-за его сложности, обусловленной компоновкой машины и вынесенной пушкой. Все-таки было найдено простое и удачное решение разместить АЗ в корпусе в виде двух барабанов вдоль бортов танка, что позволило добиться его безотказной работы.

Начали решаться вопросы и с пуском двигателя, было принято решение установить пускач и проработаны два его варианта – турбина или специальный дизель, который обеспечивал устойчивый запуск двигателя во всех температурных режимах.

Разработку ТИУС отдали в надежные руки, сначала НИИАП, а затем НПО Хартрон, и ни у кого не вызывало сомнений, что система будет реализована

Но произошло самое страшное, рухнула страна, которая могла позволить себе вести такую дорогостоящую разработку военной техники. Мы еще года два пытались найти способ продолжить разработку танка в рамках нового государства, но никому и ничего не было нужно, руководство государства интересовали совершенно другие проблемы, тем более взаимоотношения с Россией, правоприемницей Союза, еще до его развала начали серьезно ухудшаться.

Просьба Москвы передать документацию на Боксер украинские руководством было категорически отвергнута, а самим вести эту разработку явно было не по силам.