Майкл Бейджент - Запретная археология

В некотором роде также полагался важным астрологический момент. Сообщается, что алхимик Николай Фламель впервые создал «камень» около полудня в понедельник 17 января 1382 года; затем из «полфунта ртути» он получил такой же вес чистого серебра. Вновь используя «красный камень» в 5 часов вечера 20 апреля того же года, он превратил такое же количество ртути в золото. Как бы мы это ни восприняли, к тому времени, как Фламель умер в 1417 году, он с женой основал четырнадцать больниц, три часовни и семь церквей в Париже, наряду с другими заведениями в Булони.

Уже в период своего становления, в семнадцатом столетии, экспериментальная наука вскоре начала отрекаться от своих алхимических корней. Один из основоположников химической науки Роберт Бойль, открывший «закон Бойля», был твердым сторонником новых экспериментальных методов: он презрительно писал об алхимиках, «что их труды, как и их печи, дают дыма не меньше, чем света». И, явно досадуя на трудность и сложность алхимических фолиантов, он саркастически замечал, что если их авторы и впрямь желали сохранить свои секреты, то «лучше бы вообще не писали никаких книг, чем писали плохие, так бы они могли скрыть их с меньшим ущербом для себя и своих читателей».

Тем не менее, за последние два десятилетия было убедительно доказано, что алхимия продолжала увлекать Роберта Бойля – настолько, что он и сам проводил тайные эксперименты по трансмутации вещества. Дабы завуалировать свой интерес, он начал записывать свои отчеты об этих опытах очень сложным и разнообразным секретным шифром с использованием латинского, греческого или древнееврейского алфавитов. Как было показано в 1992 году, эти зашифрованные тексты составили сотни страниц. Напрашивается вопрос: от кого скрывались эти тексты? И почему? По меньшей мере, это свидетельствует о той серьезности, с которой Бойль относился к алхимии.

Бойль, как теперь ясно, был твердо убежден, что порошок алхимиков существовал. И, более того, он был убежден, что адептам – посвященным в искусство – был хорош известен секрет его изготовления и использования. Он приложил немалые усилия, чтобы связаться с этими адептами и получить доступ к их секретам. Неизвестно, увенчались ли успехом его старания; однако он высказал несколько очень любопытных утверждений по этой теме.

В одном неопубликованном диалоге, хранящемся в Королевском обществе в Лондоне, Бойль говорит о своем убеждении, что «красный порошок», полученный из философского камня, существовал и находился в руках посвященных и что он мог использоваться не только для изготовления лекарственных средств или превращения базовых металлов в серебро и золото, но и для общения со сверхъестественными силами.

Бойль, в конечном счете обнаружил то, что он именовал «тонкой» ртутью для алхимического применения, но так и не поведал о том, как ее изготовил. Он также втайне изготовил – или получил – некий алхимический порошок, который он назвал «красной землей». После своей смерти, в 1691 году, он оставил порцию этой «красной земли» своему другу Джону Локку – философу и члену Королевского общества. Локк передал какую-то ее часть дальше, еще одному другу – сэру Исааку Ньютону, который с 1703 года находился на посту президента Королевского общества, а значит, в самом сердце формирующейся академической науки.

Монументальная фигура в истории науки, Ньютон разделял этот сильный интерес к алхимии. Сообща с Бойлем он имел тайные встречи с алхимиками – тогда как публично они их высмеивали.

Огромный интерес Ньютона к алхимии скрывался многие годы. Когда он умер в 1727 году, многие его бумаги были сожжены; многие другие были помечены «не для печати» и хранились в семье. Масштаб его алхимических интересов выяснился только тогда, когда в 1936 году эти бумаги были выставлены на аукционе в Лондоне. 121 лот из выставленного на аукционе касался алхимии. В результате ученым открылся доминирующий характер этих алхимических интересов в его жизни. Стало ясно, что Ньютон твердо верил в то, «что древним некогда были известны все секреты».

Профессор Бетти Доббс, изучавшая бумаги Ньютона, пришла к выводу, что «можно смело говорить… что алхимические теории Ньютона настолько прочно покоились на их базовых основаниях, что ему никогда не приходило в голову отрицать их экспериментальную надежность…».

Мы вполне можем сомневаться в реальности успехов Фламеля или Дастина в изготовлении философского камня и превращении базового металла в золото. Это было давно, и, возможно, в поздних отчетах были допущены какие-то существенные вольности. Но учитывая научную строгость, с которой проводили свои опыты Бойль и Ньютон, мы вправе задаться вопросом, а что же на самом деле так поглощало их интерес. Безусловно, что-то поглощало. Но как нам следует понимать их длительную увлеченность продолжительным опытом с ртутью, когда они надеялись создать небывалую красную субстанцию – камень или эликсир?

В их случае алхимический процесс не мог быть исключительно символическим, коль скоро Бойль и Ньютон хорошо осознавали разницу, да и в любом случае, если бы он был символическим, то у Бойля не было бы причины использовать замысловатые шифры, а у Ньютона – засекречивать свои бумаги. Не могли ли алхимики открыть некие методы, которые еще только предстояло разработать ортодоксальной науке, но которые были обнаружены Бойлем и Ньютоном?

Не может ли быть так, что многократные перегонки или медленное нагревание в течение длительных периодов времени способны вызывать такое изменение в простом или сложном веществе, что оно в буквальном смысле может превращаться в продукт с весьма экстраординарными свойствами?

Было ли нечто подобное когда-нибудь продемонстрировано современной наукой?

На это можно прямо ответить – да.

Из сочинений Зосимоса очевидно явствует, что алхимия, какие бы физические секреты она ни скрывала, стала химической метафорой того же духовного поиска, который является подспудной целью герметического учения. Духовный поиск, который приходилось скрывать, поскольку слишком часто его боялась и яростно преследовала как гражданская, так и религиозная власть.

Дистилляция первого материала – ртути – в течение длительного периода времени посредством ровного нагревания до получения «философского камня» являлась одновременно и практическим упражнением в аскезе, и символом успехов, достигаемых в очищении внутреннего существа алхимика. Вот как мы должны понимать сказанное Зосимосом другу, женщине-алхимику по имени Феосбия: «Делай это, пока не станет совершенной твоя душа». Алхимия, согласно Зосимосу, являлась божественной тайной.