Владимир Щербаков - Атланты, боги и великаны

Человек ожидал меня в зарослях, стоя по колено в воде. Мы долго пристально рассматривали друг друга с мачете в руках. У него было бородатое, изрытое морщинами лицо. Наконец он заговорил, и звук его голоса заставил меня задрожать:

- "Каучуковая армия"? - Он с заметным трудом выговаривал слова, как если бы разучился говорить.

- Да, - сказал я.

- Я тоже... Прошел уже год, как я бежал...

Мы устроили настоящий пир из "нашей" черепахи. Его история странно совпадала с моей. Он сообщил мне одну вещь, которой я не знал. Это была приблизительная дата нашей встречи. По его расчетам, было лето 1951 года. Следовательно, с тех пор, как я покинул Рио, прошло девять лет. Значит, мне уже было 28 лет! Ему - столько же. Он не удивился, когда я взорвался громким, почти безумным смехом.

Но мы не знали тогда, что война давно кончилась. Паоло, так звали моего нового товарища, считал, что шары латекса шли через Нидерландскую Гвиану.

Мы двинулись с Паоло по выбранному мною направлению на юго-запад. Два других товарища, бежавших с ним, были застрелены.

Индейцы, редко попадавшиеся на нашем пути, не могли быть источниками какой-либо информации: они жили вне интересов цивилизованного мира. Нам стали попадаться следы индейцев племени бравое, что указывало на наше приближение к центру Мату-Гросу. Индейцы бравое и особенно шавантес считались самыми свирепыми племенами, якобы отличавшимися особой жестокостью. Им приписывали уничтожение всех экспедиций, попадавших в эти районы. В действительности же я и Паоло не имели больших оснований бояться их: у нас не было ни вещей, ни оружия, и мы навряд ли могли чем-либо их прельстить.

Благодаря нашему знанию жизни леса мы быстро установили добрые взаимоотношения с ними. Мы лечили больных, за что Паоло, престиж которого из-за более длинной бороды был выше, чем у меня, получил маниоку и немного соли, а также кувшин каччи, единственного алкогольного напитка джунглей. Женщины племени шавантес пережевывают сладкий картофель и выплевывают его в горшок. Их слюна служит ферментом, вызывающим брожение. К концу второго дня к напитку добавляются ананасы и сок сахарного тростника, после чего он готов к употреблению.

Мы шли, в большей степени гонимые страхом попасть в руки "патронов", нежели в надежде когда-нибудь достигнуть намеченной цели. "Страшные" шавантес постепенно становились нашими друзьями в тропических дебрях.

Они пробовали уговорить нас остаться у них навсегда. Они говорили, что дальше мы попадем в охотничьи угодья индейцев племени морсегос, которые обычно убивают всех белых и индейцев, попадающих в их владения. Сами шавантес не рискуют проникать в те районы. Но мы все же решили идти дальше. Шавантес организовали для нас прощальную церемонию, на которой вручили нам две бордоенс - палицы, что возводило нас почти в ранг вождей племени.

Лес постепенно изменялся, превращаясь в ад. Неизвестные породы деревьев были остры, как бритва. Привычный для нас ночной шум дебрей здесь невероятно усилился. Новые животные беспрерывно попадались на нашем пути: крупные тапиры, чудовищные пауки, а однажды вечером - гигантская черная змея, настолько фантастическая, что до сих пор я не решаюсь считать это реальностью. Солнечные блики, отраженные горным хрусталем, порой ослепляли нас. Пальма отамба, всегда снабжавшая нас своим молоком, в этом лесу давала лишь отвратительную жидкость. Из реки мы извлекали только черных рыб с длинными зубами, иногда наэлектризованных и вооруженных для борьбы даже вне воды. Некоторые из них в период убыли воды могли месяцами жить на деревьях.

Джунгли шавантес казались нам теперь раем! В течение нескольких дней нас сопровождала банда орущих обезьян, огромные легкие которых позволяли им испускать ни на что не похожий вой. Казалось, что даже стрелка компаса в этом лесу беспрерывно колеблется... Влажная жара обволакивала и душила... К нам вернулись вновь приступы лихорадки. У нас уже не было сил строить себе укрытия, мы шли, как автоматы, и ночами спали на ноздреватой мокрой земле. Разговаривать было трудно, каждый чувствовал, что находится на пределе своих сил. Однажды утром Паоло не мог подняться. В тот же вечер он умер, и я похоронил его.

После смерти Паоло моя память вновь помутнела. Сколько лет я провел в запретном лесу? В памяти смутно сохранился неопределенный период времени, проведенный у индейцев таромарис, ближайших соседей морсегос. Больным я был подобран ими в лесу и благодаря их заботам поставлен на ноги. Мой опыт жизни с таромарис, несомненно, вызвал бы восторг этнографов, так как никто из них еще не проникал в секреты этого грозного племени. От них я научился ловко бить рыбу гарпуном, так как им неизвестна рыболовная леска. Рыбная ловля у них состоит из двух операций: вначале они бьют по воде ветками растений, листья которых содержат какое-то усыпляющее вещество, а когда заснувшая рыба всплывает, ее бьют гарпунами. Из хвостов скатов, которых они называют арраяс, таромарис приготавливают яд для стрел.

Я превращался до некоторой степени в колдуна, отчасти во врача и немного в повара. В список приготовляемых мною блюд входили: рыбная похлебка, блюда с яйцами черепахи, жареный хвост каймана, жаркое из попугаев и колибри и так далее. Таромарис - гастрономы джунглей: они очень любят рагу из лутюма - гигантской птицы или жаку - большой летучей мыши. Им нравятся блюда с жирным и сладким соусом, приготовляемым из прекрасных орехов пальмы токари. Периодические засухи заставляли это племя охотиться на землях свирепых морсегос. Мне пришлось участвовать в нескольких стычках с ними. Однажды наш отряд в тридцать человек все же вынужден был отступить перед пятью морсегос, исключительно храбрыми и решительными воинами.

В период голода, от которого погибли почти все дети племени, я покинул своих друзей таромарис. Мой путь снова лежал через джунгли.

Однажды после полудня я почувствовал, что больше не могу идти. Наступил сильнейший приступ лихорадки. В случайной хижине я обнаружил скелет и американскую шляпу, похожую на те, что выдали нам в Манаусе. Когда удалось заснуть, то я увидел себя во сне мервым, вернее, в аду...

Сколько времени длился этот кошмар? Когда я пришел в себя, вокруг горел лес. Воздух был насыщен дымом, и почти нечем стало дышать. Лес горел с треском, воскрешая представление об аде. То, что поблизости оказалась река, а на ней плавучий островок, принесло спасение. Плавание на покрытом зеленым ковром островке из стволов и корней, несомненно, было самым невероятным приключением. Среди огня островок плыл по течению. Оторванный ежегодным паводком, всего ста метров длины и пяти ширины, он стал пристанищем не только для меня. То, что я увидел по соседству, заставило меня оцепенеть и похолодеть от страха: огромная анаконда ползла мне навстречу. Это наиболее ужасное животное амазонских джунглей. Если верить индейцам таромарис, отдельные экземпляры этих змей достигают пятнадцати метров в длину и до пятидесяти сантиметров в диаметре. Моя же соседка по островку имела не менее девяти метров; казалось, она не замечала моего присутствия. Другие животные, попавшие на плавучий островок, в страхе шарахались от нее. Здесь были калюипарас - огромные крысы, раке - вид морских свинок, пекари - небольшие дикие кабаны. Даже большой ягуар выгнул спину, как испуганная кошка. Но у всех нас был один более страшный враг - огонь.