Абрам Фет - Инстинкт и социальное поведение

Просветители не дожили до революции. Представление, будто революция была делом этих философов, глубоко ошибочно. Они не одобрили бы ее, потому что не верили в насильственное исправление общества. Они лишь косвенно содействовали революции, подрывая авторитет церкви и королевской власти. В действительности они стремились к мирным реформам и надеялись, полагаясь на убедительность своих аргументов, провести их сверху, мерами просвещенных властей. Швейцер полагал, что такой путь был бы предпочтительнее революционной ломки всех учреждений, и высоко ценил просветителей за их мудрую умеренность в политике. Подлинное мировоззрение философов обстоятельно рассмотрел уже в наше время американский историк К. Беккер[Carl L. Becker, The Heavenly City of the Eighteenth-Century Philosophers. Yale University Press, New Haven & London].

Вопрос, возникающий при анализе явлений Просвещения, состоит вовсе не в том, надо ли было устраивать революцию: революции происходят не по воле людей, и даже при нынешних знаниях трудно избежать таких катаклизмов. Урок французского Просвещения в том, что изменение принятой людьми картины мира, равносильное мутации культуры, может быть результатом сознательной деятельности людей. Эти люди – непохожие на прежних основателей религий, не пророки и не святые, а мыслители и писатели, собравшие в систему научные идеи своего времени – положили начало новому мировоззрению, сменившему христианскую религию и по существу вообще завершившему эпоху религиозных верований. Просветители сами не были учеными[За исключением Даламбера и немногих других]. Они осуществили синтез идей, необходимый для своего времени и составивший эпоху в истории.

Философы Просвещения были подлинными организаторами общественного сознания. Созданное ими гуманистическое мировоззрение – возникшее без «откровения» свыше, без веры в сверхъестественные силы – стало мировоззрением Нового Времени, заменившим человечеству религию. Эпоха Просвещения создала понятие о «правах человека», основное для современной культуры.

Поражение Французской революции вовсе не вернуло людей к старой картине мира. После всех политических переворотов, после бессильных попыток восстановить авторитет религии люди утвердились в рациональном мировоззрении, и то, что люди принимают всерьез в наши дни, в общих чертах соответствует идеям Просвещения. А главное, мы видим в этой истории первый пример мировоззрения, построенного сознательными усилиями людей.

Слабой стороной этого мировоззрения было невнимание к социальным вопросам. Просветители думали, что правильно устроенные политические учреждения достаточны для человеческого счастья. Иначе говоря, они не приняли во внимание условия жизни народа. Для них человек был слишком абстрактным существом, и притом по преимуществу разумным.

Можно удивиться, что французские просветители – заклятые враги церкви – сопоставляются здесь с первыми христианами. Просветители напоминали первых христиан своим отвращением к существующему строю жизни, своим пламенным энтузиазмом, своей неустанной проповедью новых идей, и это почувствовал христианский мистик Альберт Швейцер, оценивший по достоинству роль Просвещения.

«Религия прогресса» не была похожа на старую религию; но так бывает всегда: ведь и христианство не признавалось вначале настоящей религией, и даже еврейский монотеизм, не имевший изображений своего бога, вызывал у римлян недоумение. Поскольку новое всегда отрицает старое, черты сходства попросту не замечают. Так же, как христианство открыло новую историческую эпоху, получившую название Средних веков, «религия прогресса» означала наступление Нового времени. В восемнадцатом веке произошла мутация культуры, напоминающая те мутации, которые создают новые виды.

Третьим, ближайшим к нам примером прогрессивной субкультуры была русская интеллигенция, ставившая на первое место конкретные потребности человека.

Русская интеллигенция. Деятельность, направленная на благо других людей, часто встречалась в истории, но в прошлом обычно ограничивалась людьми своей группы или своего племени. Представление, что надо «делать добро» чужим людям – людям вообще – развилось не так давно. Людей, помогавших бедным, называли филантропами, но помогать надо не только бедным, и не только каждому отдельно. Для более общей установки деятельного человеколюбия Огюст Конт придумал в девятнадцатом веке название «альтруизм», от латинского alter, означающего «другой». Еще в Ветхом Завете можно прочесть заповеди о том, как надо обращаться с «ближним», но самое слово это напоминает об ограничении заповедей определенным кругом людей – соплеменников или людей той же религии. Мы уже много говорили о процессе глобализации этой «любви к ближнему», то есть социального инстинкта. Иисус Христос, каким его изображает Новый Завет, был несомненно великий альтруист, отдавший свою жизнь для блага людей. Но те христиане, которые заботятся преимущественно о собственном «спасении», должны быть отнесены к эгоистам.

В основе всей жизни русских интеллигентов лежало представление, что важнейшей целью человеческой деятельности должно быть благо народа. В этом представлении влияние западного гуманизма соединилось с традицией русского христианства. Разночинцы были дети верующих, воспитанные в христианской религии, хотя и потерявшие веру в бога. Но они сохранили важнейшую заповедь этой религии, ее этическое содержание: любовь к людям. Первым русским интеллигентом был Радищев, осознавший свою ответственность за судьбу крепостных крестьян. Потом в Россию пришли учение Фурье, романы Жорж Санд, проекты Оуэна и Сен-Симона. Идеи социализма глубоко отразились на мировоззрении русских интеллигентов. Но в российских условиях не могла возникнуть открытая социал-демократическая партия, а в нелегальных группах экстремистов, под действием полицейских репрессий, развилась установка на насильственный переворот.

Русская интеллигенция выработала активный взгляд на общественную жизнь, свойственный всем поднимающимся группам. Русские интеллигенты не имели уважения к учреждениям и обычаям своей страны – с их точки зрения вовсе не заслуживавшим такого уважения. Они верили, что способы общественной жизни людей могут быть изменены сознательной деятельностью, а деятелями считали самих себя. Эту позицию иногда называли «субъективным» взглядом на прогресс; скорее следовало бы называть такой взгляд «активным», поскольку развитие общества объективно зависит не только от исторического прошлого и наличных условий настоящего, но также от сознательной воли людей, составляющей важную компоненту формирования будущего. Непонимание этого факта следовало бы назвать фаталистическим взглядом на историю, и такой фатализм, сознательный или бессознательный, проявляется во все эпохи застоя и упадка – в частности, в наше время.