Анна Гаврилова - Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)

— Хвала богам Вышним, хвала богам Навьим!

— Воистину, хвала им! — отозвались многие.

— Слава предкам нашим, и тем, которые в самом ирийском саду, и тем, кои на Велесовых полях.

— Слава, — повторил нестройный хор.

— Немногие про то ведают, да не сам ушёл от нас великий князь Рюрик. Преждевременная смерть разлучила его с народом, ибо в Кореле получил он предательский удар отравленным железом. И кабы не яд, стоял бы Рюрик среди нас, радовался бы солнцу красному да ветру буйному. Я всё время был при нём, умирающем. Но отрава поразила князя через кровь, и бессильны оказались старания наши. Исполнитель сего гнусного деяния — юноша Херед — схвачен и допрошен. Я тому свидетель. И клянусь всемогущим Велесом, богом моим, что назвал он сотворившего потраву для князя. Имя ему — Арбуй, то отец Хередов! — выкрикнул Мизгирь.

В тот же миг троих белозёрцев, доселе стоявших за спинами Полата да Арбуя, скрутили набежавшие русы. Как ни вывёртывался здоровяк Борята, его и вовсе опрокинули, у горла блеснул нож. Ощутив спинным мозгом, что возиться с ним не станут, прирежут за милую душу и глазом не моргнут, тот подчинился.

Сидевшие по правую и левую руку от белозёрских раздались в стороны.

— А этого на кол! — громко сказал Олег, указывая на Арбуя.

— Уж больно ты скор, мурманин! — возразил Валит и глянул на Полата в поисках поддержки.

— Негоже так, в самом деле, Олег! — вступился тот за родича. — Если умышлял Арбуй против моего отца, так мне его казнить или миловать. Он мой кровник, если вина его доказана.

— Доказана, и свидетели тому княгиня Риона, жена моя первая, и дочь Рюрикова, жена моя вторая, сестра твоя, Силкисив. Риона занедужила, больно тяжек для неё был бы путь из Алоди. Но Силкисив здесь и скажет слово. А дабы сомнений не было, я и Хереду жизнь сохранил — пусть посмотрит, как отца посадят на кол. Али не слышали, что я сказал? Вяжите преступника!

Хотел было Арбуй меч выхватить, да куда там. На нём враз повисло трое.

— По какому праву, ты, Вещий, людей хватаешь да вельмож знатных! Забыл, что Полат нынче заместо Рюрика нам! — воскликнул Валит. — А вы что же молчите, други?! — крикнул он собранию.

Его призыв потонул в неровном гуле. Поддерживать чудьского верховоду не спешили.

— И до тебя очередь дойдёт, старик, — прервал Олег. — Угомонись! На свой вопрос ты сам себе и ответил. Не зря прозвал меня Вещим. Могу рассказать, как умышлял против нас! Хорошо, я заблаговременно к тем Волховским порогам сушей прежнюю дружину Рюрикову отправил. Уж она поквиталась с предателями за своего князя. Посекли твою засаду так, что мы будто по крови рекою поднимались.

— Клевещет мурманин! Не верьте иноземцу, други! — возопил чудьский верховода.

— У меня и на это свидетель сыщется. Не чужестранный, местный. Приведите Розмича!

— Розмич? Это тот дружинник, что убить меня пытался? — воскликнул Полат, не желая сдаваться. — Ты его, Олег, как видно, неспроста ко мне, наследнику Рюрикову, подослал. Не хотел ни с кем отцов престол делить? Я один прямой и законный…

— Как ни крути, Одд, но парень прав! Ужели ты презрел клятвы, данные на смертном одре? Все про то уже наслышаны… — недоумевал честный Рулав и корил себя, что дал слишком много свободы Вельмуду, которой, видать, и подстроил внезапное появление милого его северной душе мурманина.

И снова загудело, заспорило собрание.

— Мы с русью всегда в мире жили! — возгласил Валит. — А вас, мурман да свеев, били смертным боем. Уходите взад за море, пока целы!

— Ты язык-то попридержи, — прохрипел уже Гудмунд. — И кулаками не тряси, а то отвалятся ненароком. Вместе с головою.

Седовласый Валит побагровел, зарычал:

— Щенок! Как со старшими разговариваешь?!

— Ты предатель, Валит. А для предателя нет уважения, хоть бы постарше самих богов был. Приведите Розмича! — велел Гудмунд, перекрывая голосом все споры и пререкания.

Алодьчане вмиг расступились, пропуская вперёд светловолосого детину с побитым лицом. Он заметно прихрамывал, опирался на плечо молодого низкорослого воина. Правая рука висела плетью — повредили в последний день плена, когда с коня стаскивали и в речку бросали. Без доспеха, в обычной рубахе и портах, Розмич едва ли сейчас отличался от простого деревенского парня. Если бы не лютая злоба и горящие ненавистью глаза, и Полат не признал бы.

— Изменник он! — повторил белозёрский князь.

Но Розмич заговорил прежде, чем Полат успел продолжить обвинение.

Олегов посланник говорил коротко и только по делу. Упомянул клевету, наведённую в Белозере, и убийство четверых дружинников. Рассказал, как князь обрёк на голодную смерть деревню на пути к Новграду. Поведал о разговоре, услышанном Ловчаном. И слова Арбуя, сказанные накануне, припомнил. Только предательство Ултена замолчал — ни к чему знатным мужам забивать голову такими мелочами.

— Вот таков князь! — прорычал Розмич напоследок. — Что хотите со мной делайте, а от слов своих не отступлюсь! И боги мне свидетели!

— Ложь! — крикнул Полат.

Но и Валита уж вязали дюжие молодцы.

Договорить белозёрцу снова не дали. По знаку Олега дружинники, подтянувшиеся к столам, снова расступились. Вперёд вывели связанного по рукам парня. В бесцветных глазах пленника застыл ужас.

Арбуй дёрнулся, как от удара, закричал на чужом наречии. Тут же получил по зубам и затих. Херед заметил отца, побледнел, затрясся мелкой дрожью.

— Говори! — приказал Олег.

Херед рассказывал медленно, часто запинался. И чем дольше говорил, тем громче гудели люди. Скоро стражам пришлось взять пленника в кольцо, чтобы толпа не растерзала на месте.

Сын Арбуя поведал, как, сопровождая Полата в Новгород на прошлый княжий сход, наученный отцом, соблазнил прислужницу Едвинды. Та и добавила толику яда в лекарство, приготовляемое с некоторых пор для княгини волхвами. Питьё было само по себе горькое, поэтому отравы Едвинда не заметила, и волхвов не заподозрили. А дитя отравилось материнским молоком. Ту прислужницу Херед с собой забрал, в Корелу — шёл сообщить тамошним старейшинам, что в этот год Рюрик уже на них не соберется. Глупую бабу закопал по дороге…

Как вызвался в заложники на время перемирия и достал Рюрика отравленным ножом — тоже рассказал. Смысла таиться уже не было. В довершение же назвал отца как изготовителя яда. И на Полата указал…

— Этот знал с самого начала, — бесцветно сказал Херед. — И грозился под землёй найти, если оплошаю или выдам. Но сразу помиловать, едва сядет на престол. И Белозеро веси вернуть на веки вечные, и на Корелу не ходить боле.

Вот тут и пригодилась призванная на сход ильмерская-то русь — знатные мужи взбеленились, полезли драться. Кто к Полату с Арбуем — толку, что вепс связан, путы морду набить не мешают. Кто к Валиту и чудьским. Кто хватал за грудки друг друга, споря, какой кары заслуживают отступники. Гам поднялся такой, что весь Новгород затрясся.