Владимир Стрельников - Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта

После Катастрофы были разрушены аэропорты, автомобильные и железные дороги, мосты, тоннели. Порты смыло цунами и разрушило подземными толчками, корабли оказались или потоплены, или выброшены далеко на берег. Я сам, своими глазами видел неподалеку от старого Владивостока, как в четырех километрах от берега лежит на боку посреди тайги огромный ракетный крейсер. Атомный ракетный крейсер.

Если кто из людей и сумел воспользоваться теми немногими часами, которые у них были с момента обнаружения астероида до столкновения с ним, – так это атомщики. Везде, повсюду, по всей Земле успели заглушить реакторы. Атомные электростанции, реакторы крейсеров, авианосцев, подводных лодок – все было остановлено. Моряки, если не могли выйти в море, фактически превращались в смертников, но реакторы глушили. Повсюду, из каждого работающего реактора вынимали урановые стержни и топили на больших глубинах. Атомщики шли на верную смерть от лучевой болезни, но выполняли свой долг. Те, кто это делал, почти все погибли от лучевой болезни, но атомной катастрофы удалось избежать. И именно поэтому такой проблемы, как радиоактивное загрязнение, у выжившего человечества фактически не имелось. Были зоны повышенной радиации вокруг разрушенных атомных станций, но если учесть, что народу стало в десятки раз меньше, то это совсем не проблема. Удалось предотвратить глобальное радиационное заражение.

М-да. Я оглядел свой небольшой арсенал и прикрыл дверцу оружейного шкафа. Не так уж и много у меня оружия. В отцовом сейфе в родительской комнате намного больше и выбор богаче. Но то папино оружие, я все еще надеюсь, что он вернется. А у меня хоть и пустовато, но самое необходимое я все же купил. Служебный наган сорок первого калибра, антикварный ПМ, вроде как неплохо сохранившийся, но стрелять из него я не рискую. Мой FN сорок пятого калибра на пластиковой рамке. Новодел, разумеется. Отличный пистоль, пятнадцать патронов в магазине, относительно легкий, мощный, надежный. Две винтовки, служебная образца тысяча девятьсот пятидесятого года, калибром шесть с половиной на пятьдесят миллиметров, и как раз эта магазинка-левер, сделанная по чертежам двухсотлетней давности, тоже под нашу «шестерку». Хороший винтовочный патрон, диаметр пули шесть с половиной миллиметров, длина гильзы пятьдесят миллиметров. Как у тогдашнего царя хватило мозгов на такой гениальный ход, неизвестно. Но патрон вышел великолепный, не зря почти три столетия на вооружении. Как в царской России этот патрон к производству приняли, так с тех пор только под него винтовки и проектируются. Правда, потом приняли еще один патрон, восемь на шестьдесят, для ротных, авиационных и морских пулеметов.

Автомат, кстати, немчура изобрел, военнопленный. С тех пор практически ничего не меняли, а сейчас снова вернули дерево вместо пластмассы на приклад и цевье.

В винтовке-левере единственное изменение – отъемный магазин. Мудрствовать не стали, стандартный автоматный на двадцать патронов присобачили. Вышло достаточно неплохо.

Еще две курковки двенадцатого калибра, одна с короткими стволами, вторая с длинными. Вот и весь мой арсенал.

– Привет, мелкие! – поздоровался я с ребятишками, выходя из дома, забрасывая свой рюкзак и устанавливая винтовку в держатель «доджа». Хорошая машинка. Я хоть и десятилетку взял, но уже откапиталил, так что еще десяток годков точно спокойно пробегает.

– Привет, здравствуй, добрый день, Василий… – мальчишечьи и девчоночьи приветствия посыпались со всех сторон – вместе с молодняком, усаживающимся на откидные сиденья в небольшом кузове.

На сиденье рядом со мной успела плюхнуться Маринка, огненно-рыжая девчонка с темно-серыми глазами. Выскочивший из дома Женька закинул корзинку с собранной матерью снедью в кузов, перекинул туда же рюкзак со снаряжением, передал свою двухлинейку и запрыгнул сам. Мелкашку взял еще и Джекоб, тоже болтовую тулочку. Тоже три века с гаком этой модельке. Впрочем, сейчас мы по выпускаемой технике выходим на уровень конца двадцатого – начала двадцать первого века. Только-только.

– Вась, аккуратней там и присмотри за молодежью. – Мама вышла на крыльцо и помахала нам вслед рукой.

Отъезжая, я видел в зеркале заднего вида фигуру мамы. Красивая моложавая женщина сорока с небольшим годков. Когда семь лет назад отец не вернулся из рейса, нам было очень тяжело. Не в материальном плане, нет. Мама работала на патронной фабрике, я начал работать токарем в порту, пенсию за отца платила компания. Просто мы все очень любили папу.

Мама несколько лет по ночам плакала, да и сейчас порой тоже. До сих пор забыть не может, хотя к ней пару раз приходили вдовцы с предложениями.

Гуднув проходящим по гулкому тротуару знакомым девушкам, я свернул на дорогу, ведущую к выезду из нашего городка. Ростов-на-Синей был основан как лагерь переселенцев, беженцев из разрушенных городов. Сейчас нашему Ростову уже больше двухсот лет, населения в нем почти сто тысяч человек. Очень немаленький по нынешним временам город.

Вскоре дома и огороды остались позади, по основательно утрамбованной грунтовке мы пылили через холм к любимому месту рыбалки, срезая немалый крюк, который делала река.

В результате выехали на широкий песчаный пляж в том месте, где река делает излучину и где русло прилично сужается. На противоположной стороне высокий обрывистый берег, увенчанный высоченными соснами, суводи и водовороты. Это место здорово любят жереха, чехони, голавли. Да и хариус встречается частенько, это за городом он жить не любит.

Ребятишки быстренько распаковали снасти и вскоре уже вовсю рисовали лесой фигурные петли, забрасывая мушек подальше от берега. На берег, в выкопанную в песке глубокую лужу, полетели первые выловленные рыбины.

Я поймал парочку крупных, сантиметров по семьдесят, чехоней и собрал удилище. После чего завалился дремать в машине, в тени старого дуба. Здесь, в зоне работы полицейских разъездов, особо опасаться нечего, просто зевать нельзя. А у нас, некромантов, есть неплохая особенность – мы убийц за версту чуем. В прямом смысле, где-то за километр. Не все, конечно, но у меня так получается, сталкивался уже с этим. Точнее, чуем мы живых людей, особенно тех, которые хотят нанести нам вред.

– Смотрите, волк! – Хеленка вытянула руку и показала на замершего на яру зверя. – Вась, стрельни его!

– Угу, сейчас. – Я вытащил бинокль и поглядел на здоровенного кобеля. – Это собака, Хелен. Парни, не стреляйте! – Это я мальчишкам с мелкашками, которые успели схватить винтовки и сейчас торопливо щелкали затворами.

Тем временем пес длинными прыжками сбежал с обрыва, обрушивая горы песка, и прыгнул в воду, направляясь к нам.