Анна Сеничева - Перстень Рыболова

Близился вечер. Облака серебристым неводом висели в небе. У берега задремывали рыбачьи лодки. Стлался над изумрудным лесом дымок из печных труб да напевала немудрящий мотив свирель.

Арвельд стоял, словно ожидая ответа на свой призыв, но ветры не торопились. Холодало, ждать ему надоело, и Сгарди махнул рукой. Ну и не надо! Но тут дунул в затылок резкий, ледяной ветерок. Скользнул между деревьев, закружился по вершине маленький смерч, подхватил горсть сухих листьев и швырнул с Горы. Исчез так же быстро, как появился.

А вслед за этим стихло все вокруг. Смолкли птицы. Замерла листва. Даже шепот моря, набегавшего на берег, растаял. Светлый горизонт затянуло дымкой, облака потемнели и опустились ниже, надвинувшись на остров. В тишине пронесся еле слышный звук – то ли шипела змея, то ли шептал кто-то на чужом языке.

Это длилось всего мгновение.

А в следующий миг дымку на горизонте развеяло, небо посветлело, и снова поплыла свирель.

Сгарди поежился – его прохватил озноб, будто снова вернулась зима. Видение появилось и пропало так быстро, что он не успел толком разглядеть. Было это на самом деле или только почудилось?

Мальчик встряхнул головой, отгоняя наваждение, и двинулся по каменистой тропе, что вела к деревушке. Не иначе как Ясные Вечерницы чудят – в эти дни всякое случается. Исчезло куда-то ликование и ожидание чуда, захотелось оказаться в деревне, среди людей.

Тропинка вильнула, и тут из-под ног скользнула черная блестящая лента. Гадюка! Мальчик отскочил в сторону и еле удержался, чуть не полетев с обрыва. Несколько камней сорвались со склона в шумевший в расселине водопад. Сгарди постоял, переводя дыхание. А когда снова поднял голову, то увидел его .

Сначала Арвельд подумал, что это каменная статуя, темная от времени, ветров и дождей – таких истуканов немало разбросано по островку – и лишь потом понял, что перед ним человек.

Чужак стоял поодаль от него, на самом краю. Необыкновенно прямой и стройный, в тяжелых, ровных складках плаща, словно выбитого из черного камня, он стоял и смотрел на море.

Откуда ему здесь взяться… Всего минуту назад Арвельд оставил вершину и мог поклясться, что ни единой живой души окрест не было. Склон весь как на ладони, спрятаться негде. Будто ветром принесло…

Незнакомец повернул голову и встретился с Арвельдом глазами. И снова мальчику показалось, что перед ним статуя: такие мраморные, точеные черты у него были. Даже глаза как смарагды – чистой воды, зеленые и пугающие.

– Добрый вечер, сударь, – начал Сгарди, потому что незнакомец молчал и все смотрел на него. – Ищете кого-то?

– Ищу, – ответил чужак, не спуская с Арвельда глаз-самоцветов. – Монастырь, который назывался Обителью Всех ветров. Он стоял когда-то на одном из этих островов, – незнакомец кивнул на море, – но мне не вспомнить, на каком.

– Монастырь здесь, – сказал Арвельд. – Спуститесь по той тропе, перейдете через ручей, а там ворота видны. Это и есть обитель.

– А как зовутся теперь эти края? – спросил чужак, обводя взглядом залив.

– Храмовая гряда, сударь.

– Храмовая гряда, – припоминая, повторил незнакомец. – Сколько лет, немудрено и забыть. Последний раз я был тут, когда Шартэн-аэп-Келлах еще принадлежал Лафии…

Больше он не спрашивал, и Арвельд, пожав плечами, двинулся своей дорогой. Странный гость пожаловал. Любопытно, к кому из них троих.

В затылок дунул знакомый уже студеный ветер. Сгарди обернулся еще раз взглянуть на чудного незнакомца и замер как вкопанный: на том месте никого не было! Пустой обрыв да кривая сосна вцепилась корнями в огромный валун. А чужака и след простыл. Арвельд плюнул и ускорил шаг, хотя тропа становилась все круче.

Нигде ветры не шумят так тревожно и сильно, как в прибрежных соснах. Это оттого, что странствуют они год от года по разным землям, а береговые деревья им – что кораблям гавань. Там их пристань. Вот и ведутся разговоры денно да нощно о делах, что творятся в мире. Только язык тот мудрено понять.

– …а сегодня сцепились двое у переправы в полдень, – Г е ссен перебирал прошлогоднюю клюкву, вытаскивая листья и мох из корзины, – морской с юга, и горный – с запада. Настоящую бурю на реке устроили.

– Что не поделили? – Фл о йбек вытащил ягодку.

– А бог знает, я так и не понял. Вроде дорогу. Потом, как разлетелись, я с южанином словцом успел перекинуться. Он сказал, на Юге все покоя нет. Как три года назад междоусобицы начались, конца краю войнам не видать. Такое пожарище раздули…

– Хорошо, наверно, с ветрами говорить, – сказал Флойбек. Ветер трепал его темные волосы и заставлял щурить карие глаза.

– Иногда полезно, хотя много не вызнаешь. Ветры людские дела понимают плохо, больше чувствуют, а каких-то слов в их языке вовсе нет. Ты-то разве их не слышишь? Мореход ведь – должен уметь!

– Нет. Чувствовать – чувствую, предсказывать могу, а язык не слышу. Уши не те, – он улыбнулся.

Гессен отодвинул корзину и взобрался на каменный парапет. Внизу лежал залив, изрезанный скалами. Легкий ветер морщил воду. К востоку торчала на отмели старая башня, на вершине которой росли деревца. А за башней стоял корабль.

– О! Гостя-то видел? – Гессен кивнул на судно.

– Видеть не видел, зато слышал, – Флойбек поднес ладонь к глазам, разглядывая корабль против солнца. – Вся деревня гудит, как улей – любопытно ведь, кого принесло на этот раз. Ты как думаешь?

– Телохранитель Северного короля обещал прибыть, посмотреть, каков у Арвельда удар. Думаю, он и есть. Заодно расскажет, какие на Севере дела.

– Нынче дела везде одинаковы – худые, – ответил Флойбек. – Это мы и без его рассказов знаем. Нет, Гессен, корабль не северный.

– Тогда чей?

– Эх, так слепит, и не разглядеть толком! По обводам вроде как с Востока. Ага, носовая фигура в виде змеи. Вон, посмотри – змея ведь?

Гессен напряг глаза:

– Да, змея. А там принято змей на нос сажать? Никогда раньше не слышал…

– Огромный какой гад – весь в золоте, – рассуждал Флойбек. – Прямо огнем горит. Да, ты прав, редко такие фигуры встречаются, но я пару раз видел. Именно на восточных кораблях, только на каких-то особенных… Вспомню – скажу. Ты подожди тут, я сейчас, одним глазком, – и Флойбек спрыгнул на тропу и понесся вниз.

Тропа звалась Глухариной. Она огибала весь остров несколько раз, то спускаясь к заливу, то поднимаясь к Горе. Здесь она шла вдоль обрыва, где узловатые сосны, кривые от сильных ветров, цеплялись корнями за каменные глыбы. Когда осталась позади башня с граем чаек, шумно вздоривших в расселинах, Флойбек остановился.