Джеймс Фелан - Одиночка

— Не стреляйте! Не стреляйте! — заорал я.

Я хотел встать, но не смог. А если коробочки с вирусом разбились? Что будет? Хотя какая разница? Если это случилось, то ничего не изменить. Вперед! Держись! Друзья в беде, они ждут помощи!

В меня больше не стреляли, только взяли в кольцо лучами фонарей. Я выкрутился из рюкзака и поднял вверх голову.

— Я вернулся! Я Джесс! Здесь образцы. Помогите! Рейчел!

Лучи не шелохнулись.

— Помогите!

Над лестницей раздался топот ног. В здании перекрикивались. Снова открыли огонь.

Оглушительным ливнем пули посыпались на тех, кто стоял наверху, на Пятой авеню, на тех, кто только что стрелял мне в спину.

С шумом распахнулась дверь арсенала, и на улицу выскочила Рейчел, а следом за ней майор, друг Пола: пятна света быстро метнулись к ним. Они бежали на помощь.

— Джесс! Джесс! — кричала Рейчел.

Я рассказал им, что случилось с Полом и Фелисити, назвал станцию, на которой их оставил, а майор тут же включил рацию и выслал туда медицинский вертолёт.

Рейчел я протянул рюкзак.

— Здесь образцы, предай им.

— Сделаем это вместе. Пойдём, давай я помогу тебе подняться.

— Не могу, Рейч, я не могу пошевелиться.

Мы одновременно опустили глаза на снег: у меня под животом натекла лужа крови. Пуля попала в спину и прошла насквозь. Рейчел упала на колени рядом со мной.

— Боже мой, Джесс, держись, — прошептала она и, приподняв, положила мою голову к себе на колени. Она так и сидела, обхватив её ладонями. — Все будет хорошо.

Нас окружили солдаты. Человек десять, не меньше. Один из них начал приподнимать на мне одежду, чтобы оценить тяжесть ранения.

— Там Калеб… Я закрыл его… в кладовке… в магазине, — в глазах темнело. Кое-как я объяснил Рейчел, где искать моего друга. — Проследи, пусть вылечат его…

Она кивнула.

Я чувствовал, как меня переложили на жесткие носилки. Ног не было.

— Джесс…

Говорит Дейв:

— Почему ты не уходишь?

Я говорю:

— Здесь есть все, что мне нужно.

— А что тебе нужно? — спрашивает Анна.

«Ты», — думаю я, но не решаюсь произнести. — «Мне нужна ты. И ты. И ты…»

— Но…

— У меня появились новые друзья. Рейчел. Фелисити. Пейдж. Я снова видел Калеба…

— Он просил тебя убить его.

— Я не смог.

— Но ты же смог бросить нас.

— Вы были мертвы.

Ненадолго наступает тишина.

— Быстро же ты нашёл нам замену. Слишком легко.

Я отчаянно трясу головой.

Совсем не легко. А что я должен был сделать? Лечь и умереть рядом с ними? Ждать сложив лапки, не бороться, не пытаться выжить? Я говорю:

— Если бы я мог остаться с вами, я бы так и поступил.

Иду на попятный.

А вообще, почему нет… Я поднимаю руку, чтобы по-дружески похлопать Дейва по плечу, но…

— Но ты не остался, а теперь живешь вместо меня.

— Разве? — спрашиваю я. — А мне обязательно жить вместо тебя?

— А то ты сам не знаешь? — вопросом на вопрос отвечает он.

— Не слушай его, — говорит Мини. Как же хочется обнять её за эти слова и не отпускать, мою маленькую Мини, мою лучшую подружку на веки вечные и даже дольше.

— Делай, что должен. Живи своей жизнью, — говорит она.

Дейв с Анной молчат. И я молчу: меня мучит чувство вины, невыносимое, постоянное чувство вины. А может, зря я так переживаю: ведь стоит только уступить, остаться с ними, а почему нет?

Мы с Анной стоим друг перед другом, Дейв с Мини куда-то ушли. Она смотрит на меня именно так, как мне нравится. Во взгляде даже заметна покорность. Ей шестнадцать, как мне, и всегда будет шестнадцать: её мысленный образ никогда не сотрется, не поблекнет, потому что я не допущу этого. Я всегда буду помнить её: чисто британский акцент, смуглую индусскую кожу, чёрные блестящие волосы, глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и губы — яркие губы, навсегда обжегшие мои.

— Отпусти меня, — говорит она.

— Я отпустил. Ты сама вернулась.

— Ты вернул меня.

— Как?

— Откуда мне знать?

Стоя на крыше Рокфеллеровского небоскреба, на высоте почти семидесяти этажей над землёй, мы целовались. Это было больше двух недель назад. А меньше чем через две минуты я могу умереть. А вдруг я уже умер? Кто знает?

Анна спрашивает:

— Зачем тебе это?

— Не знаю.

— Не знаешь?

— Знаю.

— Пусть будет по-другому.

— То есть?

— Пусть будет по-другому.

— Как?

— Не умирай.

— Я смогу?

Анна молчит.

— Прости, что не верю тебе, — говорю я.

— Ладно. Забыли. Сделай это.

— Что?

— Оставайся таким.

— Каким?

— Откуда мне знать. Ты же меня бросил, помнишь?

— Разве?

Я думал об этом. В конце концов, может, это она бросила меня?

Мы снова на перекрестке возле Бродвея. Сейчас я побегу. Последний взгляд на друзей. Анна смотрит мне прямо в глаза — она всегда так смотрит? У неё за спиной знакомый магазин. Место нашего расставания.

— Ты стал себе на уме, — говорит Анна.

— Я вспоминаю.

— Тогда ясно.

— Да.

— Пусть будет по-другому.

— Не выйдет.

— Пусть будет по-другому.

— По-другому?

— А почему нет? Это же твоя память.

Почему нет? Да потому, что я это я. Если изменить воспоминания, что у меня останется? Зачем жить, если можно сделать вид, что ничего не было?

А разве мы не так живём? Разве не делаем вид, будто ничего не было?

— Память моя. Но я не хочу, чтобы стало по-другому. Ведь тогда меня не будет здесь.

— Где? Где тебя не будет?

Я смотрю по сторонам.

— Здесь, — отвечаю я. — В зоопарке Центрального парка.

Я сплю. Может, я умру через минуту, но во сне мне этого никак не узнать. В комнате ещё есть люди. Они спят под одеялами. Они живут, они любят.

— Смотри, на их месте могли быть мы, — говорит Анна.

— Нет, — отвечаю я.

Я больше не вижу её, только слышу. Я вижу себя, вижу три кровати, на которых спят люди. Такое уже было однажды, но совсем недолго. Я уверен, что видел эту картинку, как уверен в самом себе. Я там.

— Осторожнее, — говорит Анна.

— Больно.

— Всем больно. Просто потерпи.

— Зачем?

Мы едем в последнем вагоне поезда метро. Я вижу, как за нами несется огненный шар. Вот он: раскаленный, ослепляющий, черный. Я лежу на животе и ничего не могу понять. Закрываю глаза — так легче. Я знаю, что будет дальше, что я увижу, и больше не хочу это переживать. Не открывая глаз, жду. Он приближается. Живой огонь солнечного диска. Я больше не проснусь. Я иду к своим друзьям.

Женский голос. Мама? Анна? Мини? Рейчел? Фелисити? Пейдж? Нет, какая-то незнакомая женщина. Она зовёт меня очень громко, очень требовательно:

— Джесс! Джесс!

Подходила медсестра, что-то проверяла. То и дело надо мной склонялись врачи. За прозрачной стенкой палатки строем прошли солдаты. Садилось солнце, и в быстрых сумерках я увидел, как взметнулись вверх огромные языки пламени, одновременно грянул взрыв, от которого затряслась земля. Кричали люди, все вокруг рушилось, и снова…