Анджей Сапковский - Божьи воины [компиляция; с иллюстрациями]

Лицо Вольфгера расслабилось, помягчело. Стерча разыгрывал из себя храбреца, но только теперь понял, что у него есть шанс выжить. Несмотря на это, он, не произнеся больше ни слова, отвернулся.

Возвращалась из погони и разведки конница. Подгоняемая командирами пехота перестала обирать павших, сформировала маршевый строй. Подошел Шарлей с тремя лошадьми.

— Отправляемся, — бросил он кратко. — Самсон, ехать сможешь?

— Смогу.

Отправились они только через час. Оставив позади каменный покаянный крест, один из многочисленных в Силезии памятников преступления и запоздалого раскаяния. Теперь, кроме креста, развилок помечал курган, под которым похоронили Олдржиха Галаду и двадцать четыре гусита — Сироток из Градца-Кралове. На вершину Самсон воткнул павенже с огненной облаткой и чашей.

И надписью: BŮH PÁN NÁŠ.

Армия Амброжа шла на запад, к Броумову, оставляя за собой широкую черную полосу вспаханной копытами и перемолотой башмаками грязи. Рейневан повернулся в седле, взглянул.

— Я сюда вернусь, — сказал он.

— Этого я и опасался, — вздохнул Шарлей. — Этого опасался, Рейневан. Именно этих слов. Самсон?

— Слушаю.

— Ты что-то бормочешь себе под нос, к тому же по-итальянски. Значит, я полагаю, опять Данте Алигьери?

— Верно полагаешь.

— И, конечно, строки, подходящие к нашей ситуации. И к тому, куда мы направляемся?

— Верно.

— Хм-м-м… Fuor de la queta … Значит, мы идем… Я не покажусь слишком назойливым, если попрошу перевести?

— Не покажешься.

На западном склоне Голиньца, в том месте, откуда как на ладони была видна долина и марширующая армия, присел на лапу ели большой стенолаз. Отряхнул иголки от снега. Повернул голову, его неподвижные глаза, казалось, высматривают кого-то среди идущих.

Вероятно, стенолаз наконец увидел то, что хотел увидеть, потому что раскрыл клюв и заскрипел, и в этом скрипе был вызов. И чудовищная угроза.

Горы тонули в мутноватом sfumato [487] тумане ( ит .). хмурого зимнего дня.

Снова пошел снег, заметая следы.

Memento salutis Auc or … — традиционный молитвенный гимн.

Ad te levavi oculos meos … — монахи последовательно распевают Псалмы: 122-й, 123-й, 124-й и две песни из «Песни Песней».

Чтобы не дать разлиться желчи, пуристам и им подобным «блюстителям чистоты языка», любящим повторять, что-де «так раньше не говорили», поясню, что слово «холера», «холерный» в значении «болезненный» использовал еще Гиппократ, имея в виду всяческие кишечно-желудочные недомогания. Отсутствие тому доказательств вовсе не означает, что так быть не могло.

«…дальше, чем в миле от города…» — во всей книге я придерживаюсь значения величины мили, принятого в старой Польше, то есть семи километрам с небольшим гаком.

«Мой Алькасин, преследуемый за любовь…» — имеется в виду «Песня об Алькасине и Николетте» ( Aucassin et Nicolette ), популярная в Средневековье анонимная французская поэма, повествующая о перипетиях влюбленных (так называемая chantefable ).

« Formicarius » Нидера, конечно, анахронизм. Это произведение создано доминиканцами лишь в 1437 году.

«Конрадсвальдау принадлежит Хаугвицам. В Янковицах сидят Бишофсхеймы…» В отношении названий местностей я придерживаюсь исторической правды, то есть следую историческим источникам, а в соответствии с ними теперешнее Пшилесье у Бжега в ХV веке именовалось именно Конрадсвальдом, теперешний Скарбомеж — Хермсдорфом, а нынешняя Крушина — Шёнау. В то же время название Янковице для того же исторического периода будет правильнее, нежели «онемеченное» (позже) Енковиц. В последующем тексте иногда — не желая, чтобы читатель окончательно запутался, — я, однако, пользуюсь современными названиями, даже если и с небольшим ущербом для исторической истины. Впрочем, весьма относительным.

« Offer nostras preces in conspectu Altissimi » — моление святому Михаилу Архангелу ( Oratio ad Sanctum Michael ), часть ритуала экзорцизма в римском обряде, авторства, считается, папы Льва XIII.

« Ego te exorciso… » — фрагмент ритуалов и экзорцистских заклинаний, почерпнутых мной из самых разных источников с определенной, признаюсь, долей беспорядочности. Однако — преднамеренной.

« Pange lingua gloriosi… » — эвхаристический гимн авторства Фомы Аквинского, первая строфа.

« Nü wol dan… » — Вальтер фон дер Вельде.

« Rerum tanta novitas… » — опять Вальтер фон дер Вельде.

« Genitori Genitoque… » — снова Фома Аквинский, тот же гимн «Pange Lingua», последние строки которого, однако, выделяются как так называемый Tantum ergo.

« Garbarze kurwiarze… » — позаимствовал у Людвика Стомны. Это якобы гуральская припевка из района Сухих Бескид.

« So die bluomen üz dem grase dringent… » — Вальтер фон дер Вельде.

« Verbum caro… » — тот же гимн, что и приведенный выше. Четвертая строфа.

« Cesarscy popowie sa antychrystowie » — Кантилена, или «Песнь о Виклифе» Йенджея Гальки, была написана, конечно, гораздо позже, вероятно, около 1440 года.

Конрад, епископ Вроцлава на протяжении восьми лет, поражал всех истинно рыцарской внешностью. Описывая его, я строго придерживался — во всем, что касается его наружности, — хроникера. Однако позволил себе некоторые вольности при описании его других признаков. Надо сказать, что описание Конрада у Длугоша (у которого я почерпнул основные сведения) — «…чернявый волосатик… невысокого роста, толстоватый… с гноящимися глазами, заикающийся и косноязычный…» — плохо укладывалось в мою фабулу, никак ей не соответствуя. К тому же бог знает, каким он был в действительности. Длугош ухитрялся мерзковато и не совсем портретно верно обрисовывать людей, которых не любил или которые ему чем-то насолили. А то, что епископа вроцлавского хроникер симпатией не баловал, — это уж точно.

«Проповедь» впоследствии широко известного Николая из Кузы (насчитывавшего в то время едва двадцать четыре весны жизни) я скомпоновал из значительно более поздних контрреформационных высказываний Петра Скарги, иезуита, в его «Житиях Святых Ветхого и Нового Завета».

« Necronomicon » Абдулы Аль… — разумеется, поклон в сторону Лавкрафта.

« Liber Y Sothotis » — я придумал сам, взяв за образец Лавкрафта, « meum est propositum …» — Вальтер Мэп.