Борис Миловзоров - Дорога в Эсхатон

Когда он вернулся в огромную пещеру, цветка уже не было, лишь едва заметное пятно указывало место, на котором он рос. Артём вздохнул, ему почему-то стало жалко неведомое растение, а потом он почувствовал в голове постороннее присутствие.

— Гея, это ты?, — прошептал он.

— Как прогулка по Эсхатону?

— Потрясающая, — Артём потёр голый подбородок, — только очень печальная.

— Ты жалеешь человечество?

— Конечно, я же часть его!

— Но ты и часть космоса.

— Я не чувствую в себе этой части.

— Ты ещё молод.

— Отец тоже мне об этом говорил, но теперь я чувствую себя стариком. — Артём сделал паузу, но собеседница молчала. — Гея, на Земле существовали сотни цивилизаций…

— Десятки тысяч, Зорко, — поправила его Гея, Артём некоторое время ошарашено молчал, осознавая количество.

— Гея, в человечестве есть что-то особенное?

— Глупость и своеволие.

— А творчество? В каждой ли цивилизации было столь развито творчество, как в человеческой?

— Ты прав, Зорко, во всём, что касается искусства, людям больше других отмерено.

— Но если это так, неужели тебе не будет жалко, что человечество унесёт с собой музыку, литературу, живопись?

— За редким исключением, всё это не для Бога, Зорко. Ваше творческое дарование направлено на самолюбование и собственное возвеличивание. Все ваши помыслы о собственной значимости во вселенной ложны, никакие вы не любимцы Господа. Вы оправдываете свою мелочность и эгоизм взлётами творческой фантазии и самонадеянно думаете, что это нужно Богу.

— А разве это не так?

— Вы, люди, находитесь в постоянной прелести, любуясь сами собой. Бога невозможно развлекать, восхищать, умилять, ему можно только служить.

— Гея, неужели всё так безнадёжно?! Моё сердце плачет от отчаянья.

— Не вы первые, не вы последние. Запомни, Зорко, главный критерий — вклад в закон отражения. И последние, помни, в твоих силах всё исправить: победи нагов.

— Нагов?!, — испуганно переспросил Артём. — Гея, сколько у людей осталось времени?!

Гея ответила не сразу.

— Ради меча, который теперь принадлежит твоему отцу, в память о необыкновенной судьбе его первого хозяина, я скажу. Через два года я перестану сдерживать нагов и пусть победит сильнейший.

— Два года!

— И ещё, если наги доберутся до обломков арианского крейсера, никакие пазузу человечество не спасут.

— Гея, но неужели наги лучше людей?!

— Они меньше заняты собой.

В голове стало пусто. Артём закинул рюкзак за спину и понуро побрёл за молчаливым привратником. Он не заметил, как прошёл чудесный сад, вошёл в тоннель и очнулся только перед коваными воротами. Створки медленно двинулись в стороны, и перед Артёмом показалась фигура привратника, быстро наливаясь объёмом и цветом.

— Дальше не проводишь?

— Некогда мне, — нахмурился привратник.

— Ну, извини, спасибо, что уделил время. Кстати, — язвительно ухмыльнулся Артём, — не расскажешь, что сталось с цивилизацией красно-сине-зелёных бактерий?

— Напрасно иронизируешь, Зорко. Цивилизация бактерий ничуть не хуже вашей, во всяком случае, вопросы экологии перед ней не возникали.

— Ну, и оставили бы их до конца времён!

— Нельзя, они больше миллиарда лет царили, научились меняться сами, а мир изменять под себя не научились. У вас всё наоборот: сами не меняетесь, а мир под себя корёжите!

— Как это жестоко, — покачал головой Артём, — ты не находишь, Немо?

— Не нахожу, — привратник улыбнулся, сверкнув очками, вдруг появившимися на носу, — уверен, что и ты передумаешь.

— Вряд ли.

— Иди, Зорко. Руку пожать не могу, но рад буду махнуть ею вслед.

— Спасибо, Немо, я буду скучать по тебе.

— Ну, мне скучать теперь некогда, я тебя буду просто помнить и ждать.

— Ждать?

— Конечно! Проживёшь свою жизнь, станешь мудрым и ленивым, тогда и приходи. Тут на двоих работы хватит.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Артём, — только сначала мне надо выбраться с острова. Я ведь забыл, что ваш громадный осьминог расплющил мою лодку.

— Прости, Зорко, но тут я тебе не советчик, — Немо тяжко вздохнул, как бы подчёркивая своё огорчение, — не уполномочен я.

— Ну что ж, и на том спасибо, — Артём шагнул за линию створок, обернулся и беззлобно улыбнулся.

— Зорко, — склонился к нему привратник, — ты к бабе Яге зайди.

— Зачем это?, — удивился Артём.

— Она советы любит давать.

— Ага, а ещё всякие козни строить.

— О, — многозначительно махнул рукой привратник, — ты своей силы ещё не ощутил, увидишь, как встретит.

— Ладно, спасибо, заверну к старушке. Прощай, Немо.

— До будущих встреч, Зорко, — отозвался привратник, махнул рукой и растворился в полумраке тоннеля.

— Баба Яга сидела на поваленном дереве перед своей поляной, почёсывая кота Баюна под шеей, тот довольно жмурился. Завидев Артёма, старуха поднялась и, кряхтя, поклонилась.

— С возвращением, богатырь.

— Я богатырь?, — удивился Артём.

— А как же, вон сколько огня натырил, аж светишься.

— Да?, — Артём посмотрел на свои ладони. — А я ничего не вижу.

— Ты и не должен, — хихикнула Яга, — свой огонь только чужими глазами виден.

— Вот как?!

Морщинистая ухмылка на физиономии сказочного персонажа источала такой явный вызов, что игнорировать его было невозможно. Артём помнил, что баба Яга всего лишь бездушный робот, но это его ещё больше задевало. Он ворвался в её голову, заполняя собой, пока не услышал шум ветра, сонное дыхание каменного Волота и не увидел изумлённые глаза кота. Баюн возмущённо фыркнул и нырнул в кусты, Артём поднял взгляд. Вот он, такой же, как в зеркале, только золотой свет мягко окаймлял лицо и щедро клубился вокруг ладоней, ничего вокруг не освещая. Старуха не врала, она действительно видела огонь, видимо тот, кто её создал, наделил её особым зрением. Артём вернулся в себя и с уважением глянул на Ягу, нет, она не просто машина. Старуха между тем ойкнула и опустилась на поваленное дерево.

— Ты что ж творишь, окаянный!

— Прости, но как же мне иначе на самого себя посмотреть?

— В зеркало смотрись, — проворчала Яга, хотя было видно, что она сердилась лишь для вида.

Артём заулыбался.

— Ну, не сердись, лучше чаем напои.

— Не, на обратной дороге не потчую.

— А советы даёшь?

— Это, пожалуйста, — старуха расправила на коленях лохмотья, — спрашивай.

— Выбраться мне как отсюда?, — спросил Артём и сел рядом.

— По морю, сынок.

— На чём?

— На том, что плавает.

— После вашего гигантского осьминога, ничего уже не плавает.

— А он сам?

— Осьминог?

— Раз он тебя транспорта лишил, пусть за шалость свою ответит.

— Шалость? Хорошо сказала, — улыбнулся Артём и встал и поклонился. — Спасибо бабуся за совет.