Михаил Кликин - Идеальный враг

Когда стеклянную дверь библиотеки открыл командир четвертого взвода первой десантной роты лейтенант второго класса Гил Уотерхилл, Павел как раз думал о том, что рукопашный бой, как военная дисциплина, не имеет прикладного значения в боевых действиях против экстерров. И странно, что рукопашный бой, как и прежде, занимает немалое место в системе подготовки десантников. Это же своего рода атавизм. Анахронизм.

Лейтенант Уотерхилл, кивнув оторвавшейся от компьютера библиотекарше, направился прямиком к своему солдату. И Павел, приветствуя взводного, поспешно встал, вытянулся по стойке смирно, козырнул.

– Вольно, рядовой, – лейтенант неловко и небрежно козырнул в ответ. – Садись. – Он посмотрел на стол, на разложенные книги, на раскрытый блокнот.

– Конспектирую, сэр, – поспешил пояснить Павел, надеясь, что англичанин взводный по-русски читать не умеет.

– Что именно? – Лейтенант подвинул к себе книги, разложил их, словно пасьянс, пробежал взглядом по обложкам. Спросил:

– Историей интересуешься?

– Да, сэр. Немного.

– Нечасто можно встретить солдата, читающего книги.

– Нечасто можно встретить офицера в библиотеке… Сэр… – Павел хотел добавить что-нибудь про симпатичных библиотекарш, но сдержался, решив, что и без того наговорил на два внеочередных наряда. Но взводный расплылся в улыбке:

– Думаю, ты знаешь, для чего я здесь.

– Догадываюсь, сэр. Видимо, вы расскажете мне, что я должен буду сделать, чтобы победить рядового Некко из четвертой роты, сэр.

– Ну, что-то вроде того… Но ты, наверное, догадываешься также и о том, что за один день научить тебя чему-то невозможно… – Лейтенант выжидающе смотрел на Павла.

– Да, сэр. Но тогда я не понимаю, для чего вы здесь.

– Сержант просил поговорить с тобой. Вот я и пришел.

– Понятно, сэр.

– Не знаю, что там тебе понятно… Я сам-то никак не могу разобраться… – Лейтенант подался вперед, понизил голос. – Я ведь такой же как и ты – новичок. Новый, чужой, незнакомый человек во взводе сержанта Хэллера. И пусть я старше его по званию, я командир – но это ничего не меняет.

– Вам не надо будет завтра драться, сэр, – заметил Павел.

– А я уже дерусь… Меня уже испытывают на прочность. Сержанты и солдаты, уорент-офицеры и офицеры. Давят, ищут во мне слабину. И если я чуть поддамся, они тут же используют это. Против меня. В своих целях… Командиром стать несложно, гораздо сложней оставаться им постоянно… Впрочем, я пришел не для того, чтобы рассказывать тебе об этом. Я хотел дать тебе один совет… – Лейтенант выпрямился, откинулся на спинку кресла. – Ты когда-нибудь задумывался, почему люди опасаются рычащих собак?

Павел пожал плечами:

– Потому что собака может укусить.

– Поверхностный ответ… Представь – маленькая собачка кружит вокруг человека, наскакивает яростно, лает с надрывом, хрипит от ярости, скаля зубы. И человек предпочитает с ней не связываться. Он отступает, повернувшись к ней лицом, хотя мог бы пинком отшвырнуть ее на несколько метров, сломав ей ребра. Почему?

– Почему, сэр?

– Потому что собака может вернуться, разъярившись еще больше. Собака не знает страха. Она не понимает, что человек сильней. Для нее это не имеет значения. Она вцепится мертвой хваткой – и ей все равно куда вцепиться – она повиснет на человеке и будет держаться, пока не околеет. Человек это чувствует, он понимает, что с разъяренной собакой лучше не связываться, какой бы маленькой она ни была. Ведь неизвестно, что у нее на уме.

– Но человек может взять камень или палку, – возразил Павел. – Он может намотать на руку одежду, дать собаке вцепиться в нее, а потом сломать ей шею или задушить.

– Видимо, ты не понимаешь, о чем я говорю, – вздохнул лейтенант. – Подумай о моих словах. – Он встал, одернул форму, поправил портупею. Павел, блюдя субординацию, также поднялся.

– Это все, что я хотел тебе сказать… – Лейтенант не торопился уходить, он осматривал библиотечный зал. – Стань псом… – медленно проговорил он, не глядя на Павла. – Стань разъяренным псом, и тогда победа будет твоя.

Личное время солдата всегда коротко. И потому опытный солдат ценит каждую свободную минуту. И, как умеет, с пользой ее использует: кто-то спит, кто-то играет в карты или в кости, кто-то мастерит что-нибудь, чинит.

Личное время солдата неприкосновенно. Даже сержант не может отнять его у своих подчиненных. Разве только в качестве наказания…

– Скажи, Писатель… – Зверь одной рукой отжимался от пола. Было видно, что это занятие доставляет ему немалое удовольствие. – Ты кем был до того, как попал сюда?

– Я учился. – Павел только что вернулся из библиотеки. Убрав дневник глубоко под матрац, он решил немного размяться, и направился в спортивный уголок казармы, где и встретил упражняющегося Зверя.

– И на кого ты учился?

– На журналиста.

Зверь хмыкнул. Поинтересовался:

– А зачем пошел служить?

Павлу уже не раз приходилось слышать этот вопрос, и ответ был заготовлен:

– Из-за денег, – просто сказал он. Неправдой это не было. Но это была лишь часть правды.

Зверь хмыкнул снова.

– На учебу не хватило?

– Да, – кивнул Павел и, подпрыгнув, повис на турнике. Медленно подтянулся, коснулся перекладины подбородком, застыл.

– Контракт у тебя на пять лет? Или на десять? – Зверь разговаривал спокойно, ровно, словно не отжимался сейчас, а в шахматы играл.

– На пять, – пропыхтел Павел.

– Потом думаешь вернуться и продолжить обучение?

– Не знаю. Как получится.

– Из твоих записей может выйти что-нибудь действительно неплохое. Если там будет правда.

– Я пишу для себя, – Павел спрыгнул с турника, подошел к набивному мешку, несильно ударил его раскрытой ладонью. – Только для себя.

– А мы все делаем для себя. Но если что-то получается хорошо, значит этим надо делиться с другими людьми.

– У тебя хорошо получается отжиматься.

– Не могу того же сказать о тебе.

Павел подумал, что Зверь совсем не глуп. Подумал с уважением, и даже с некоторым удивлением. Не ожидал он такой рассудительной речи от накачанного здоровяка.

– Что сказал лейтенант? – поинтересовался Зверь, закончив отжиматься и взяв штангу.

– Советовал стать псом.

– Псом войны?

– Скорей бойцовым псом… – Павел, уклонившись от воображаемой атаки, провел серию стремительных коротких ударов. Тяжелый мешок дрогнул, звякнув цепью.

– Слабо бьешь, – сказал Зверь. Он опустил штангу, шагнул к боксерскому мешку, долго примеривался, раскачиваясь корпусом из стороны в сторону, перебирая ногами мелко и неторопливо, словно пританцовывая. Потом подался вперед, выбросив перед собой угловатый, похожий на обломок бетонного блока, кулак. Мешок всхлипнул, отпрыгнув назад. Загремела звеньями цепь.