Сергей Палий - Монохром

Когда я отбросил ногами прикатившуюся бочку и осветил ближайшее пространство, стало ясно: отступать некуда. Туман теперь не передвигался отдельными фрагментами. Черные хлопья собрались в общую массу, которая обступила меня полукольцом, зажав в угол и не давая уйти в сторону.

Вскочив на ноги, я пошатнулся и потряс ушибленной башкой. Вертолетило после плотного контакта с бочкой знатно, но мозг работал четко. Нужно было как можно скорее выбираться из окружения. Чернильная дрянь уже не только стлалась по полу, но и пошла вверх. Она вознеслась клубами в воздух и подступала широким фронтом.

Лихорадочно соображая, что предпринять, я швырнул в черный барьер подобранную затычку от бочки, но мгла равнодушно пропустила предмет, раскрывшись на миг, и захлопнула дыру вновь. Следом за крышкой отправился обломок кирпича, а за ним и сама бочка. Туман без особых эффектов пропускал вещи и возвращался на исходную позицию.

Когда я уже был готов рискнуть и, прокатив перед собой последнюю из оставшихся в моем распоряжении бочек, броситься за ней, то вдруг заметил: в одном месте хлопьевидная стена прогибается внутрь сильнее, чем по всему остальному полю. Догадка мелькнула сразу же, и чтобы ее подтвердить или опровергнуть, я выставил вперед руку с сияющим артефактом и шагнул. Черный туман отступил.

— Боишься? — прошептал я, делая следующий шаг. — Или за своего признал? Впрочем, мне плевать… Пошел прочь, дым вонючий.

Я прошел сквозь метнувшиеся в разные стороны хлопья к раскуроченной переборке, пролез в проем, переступил через убитого «пылевика» и стал подниматься по винтовой лестнице. Без суеты, не оглядываясь. Сил на то, чтобы смотреть назад, уже не осталось.

Туман не пойдет дальше. Отчего-то уверенность в этом была настолько сильной, что сомнениям не осталось места. То ли я и впрямь начал чувствовать Зону на каком-то ином уровне, то ли… старина Минор просто чертовски устал и какать хотел на призрачную гадость с высокой колокольни. Не знаю.

По крайней мере я без затруднений добрался до выхода, разукрашенного кровавыми потрохами подорвавшихся на растяжке бойцов, и, миновав предбанник, оказался в тоннеле.

И вот здесь переутомление последних дней навалилось на меня всей своей массой. Расплющило, прижало к земле, сорвало предохранители с нервной системы, заставило потерять концентрацию и лишило последней энергии.

Я прислонился спиной к крестовине, подпирающей свод, и медленно осел. Грудь жгло, в подвернутой ноге пульсировала тупая боль, отдаваясь в распоротой ладони, суставы ломило, в черепе застыла одна-единственная мысль: «Всё, это конец». Она стукалась в кость и отскакивала от нее, как пустой теннисный шарик. Туда-сюда, туда-сюда…

А в руке сиял артефакт, дар, который Зона преподнесла мне таким жестоким способом, заставила принять и поставила перед фактом: отныне без этой маленькой цацки за Периметр ни шагу. И никак иначе.

Трудно сказать, сколько я просидел так — минуту или час. Но когда ноги начали затекать, а сырая почва стала холодить задницу, пришлось, несмотря на полное опустошение, подниматься и готовиться двигаться дальше. Куда? Пожалуй, к Кордону. Выброс уже скорее всего закончился. Через денек доберусь, если мутанты не сожрут.

Экипировка у меня, конечно, не фонтан, но и не из таких передряг в полуголом виде выбирался.

Я оглядел себя. Хорош гусь. Грязный, в изодранном комбезе, без жратвы и с несколькими патронами в не пристрелянной израильской пушке. Радиации нахватался на месяц вперед, «калаш» и фляжку с остатками воды посеял.

Впрочем, насчет отсутствия харчей — это я погорячился. В подсумке, оставшемся от ролевика Арсения, скошенного инсультом и добитого шальной пулей, обнаружилась бутылочка с йогуртом. Отличный боевой прикид.

Интересно, это ты так неказисто глумишься, а, Зона? Или просто совпало?

Я достал ПДА. Выключил наконец фонарик, который уже еле светил, и открыл почту, чтобы прочесть последние сообщения. Помнится, что-то успело свалиться на ящик перед тем, как мы залезли в эту нору, и сигнал пропал. М-да. Сообщение, оказывается, было одно — от Латы.

В глубине души я прекрасно понимал, что она не тот человек, который может по призрачному зову вознестись за мной в рай или спуститься в ад. И видение, посетившее меня под мороком «миража», ничего не меняет. У нас нет и никогда не было дочери… И пусть, черт возьми.

Да плевать я хотел на видения! Плевать! С высокой колокольни!

Палец сам нажал на сенсор, и на ПДА высветился месседж. С жидких кристаллов экрана на сетчатку упало единственное слово. Оно врезалось в нервные окончания, опалило сознание, взорвалось адреналиновым фейерверком в артериях. Монохромная картинка. Черное, белое и серая бесконечность. «Возвращайся». Слово кружилось перед глазами, не давало взгляду зацепиться за него, будто играя и кокетничая с ним. Слово росло, раздвигало темные стены тоннеля и заполняло тесную каморку души, разрывая ее в лоскуты. Слово, как гигантская губка, вбирало в себя события и переживания долгих лет, проведенных без него в скитании.

Путь, пройденный с тех пор, как я попал в Зону, был тернист и часто скользил по тонкой грани мимо жизни и смерти — где-то посередине. Но каждый шаг приближал меня к слову в мерцающем окошке. Для того чтобы оказаться теперь здесь и увидеть его, пришлось научиться ходить по хрупкому рубежу реальности, переступать через поверженных врагов и забывать предавших друзей, делать выбор между злом и подлостью. Пришлось замещать милосердие жестокостью. Пришлось, в конце концов, стать частью этого монохромного с виду мира.

Что ж. Пусть так и будет. Я готов вечно видеть бесцветные сны ради одной-единственной возможности обрести крылья и взлететь. Знаю, что потом придется упасть, знаю. Пусть. Я упаду.

Но сначала вернусь к Лате и подарю ей живые цветы. Ведь это не так уж трудно, если подумать. Сущий пустяк.

Москва

Июль 2009 — февраль 2010