Сергей Фрумкин - Новый король галактики

Затмение произошло. В тот же миг ударили невидимые барабаны, драконы ожили, тряся головами на длинных шеях.

Монахи наклонились над жертвами, завязали им рты прочной черной тканью и быстрыми, отточенными касаниями витых ножей вскрыли вены на руках и ногах приговоренных. Кровь заструилась по желобкам жертвенных камней, заливая борозды Площади. После этого на обнаженной груди каждого умирающего стали рисовать магические знаки, стремясь успеть написать их как можно больше до того, как жертва потеряет сознание. Остальные монахи ждали, воздев руки к небу и создавая отток энергии от умирающих.

Молодые тела содрогались, пока еще были силы сопротивляться, барабаны глушили стоны, драконы трясли головами, вращали глазами, налитыми кровью, а зрители сжимались от ужаса. Когда последний из Избранных умер, все взоры обратились к Лите. Драконы дико завыли, перекрывая бой барабанов…

Сергей спрашивал себя, действительно ли Герцог верит в то, что делает. Мифические существа были на самом деле голографическим изображением, но эти голограммы не только пугали зрителей, как можно было ожидать, но и создавали концентрацию энергии в строго определенных местах Площади. Эта энергия соединялась с той жизненной силой, которая истекала от Жертвенных Кругов, и вся она поглощалась равномерными потоками верхними ярусами подземных лабиринтов Рагоны, которых изменение гравитации, связанное с Парадом планет в космосе, сделало более активными. Сергей был уверен, что система, питающая Вечный Город, могла обойтись и без энергии жертв – ничтожной доли той энергии, которую Город должен был накопить до следующего Парада, случавшегося раз в двести лет. Кроме того, одни только драконы потребляли из того же источника больше, чем могли отдать несчастные. Откуда взялся такой страшный и запутанный ритуал? Знает ли Герцог о строении Рагоны или хочет привлечь к своему культу новых верующих? Или же он и сам поклоняется силам, природы которых не понимает?

Эти вопросы блуждали где-то на поверхности сознания Сергея, в глубине же его "я" шла ожесточенная борьба между чувством долга и нестерпимой потребностью оборвать отвратительный праздник в его кульминации, уничтожить Герцога, сам культ, разогнать монахов, усыпить зрителей, спасти «жертв», избавить Литу от боли…

Когда взгляды и энергия зрителей и действующих лиц сомкнулись на девушке, розовое от бальзама лицо Литы побелело.

Сергей решил, что наконец пришло время напомнить о себе.

– Ты слышишь меня? Лита! Я здесь! – его мысль незаметно проникла в беспокойное в жаре сознание австрантийки. –

Держись, я рядом, я помогу…

Лита не могла ответить даже мыслью, потому, что руки Герцога были направлены к ней, и в этих руках блестел длинный витой меч. Глаза Герцога смотрели прямо в глаза девушки.

– Встань! – потребовала мысль Герцога.

Загипнотизированная его взглядом, Лита поджала под себя ноги, а затем встала, переступая с ноги на ногу на носках.

Герцог бесстрастно разглядывал ее, держа меч обеими руками.

– Ты принадлежишь Тьме, дочь Цевела! – сказала его мысль.

Он опустил меч, и ледяное лезвие дотронулось до шеи девушки, вздрогнувшей и сжавшейся. Герцог оставил меч так, опущенным, но не нажимал на рукоять. Он раздумывал и его сияющее лицо было мрачным.

– Ты выросла на моих глазах, Лита, я знаю, что питало это хрупкое тело, что грело твою душу, что воспитывало твое сознание. Ты созрела для этого момента… – Герцог сильнее сжал пальцы на длинной рукояти, но не ударил. Лита наклонила голову, ее подбородок коснулся лезвия и тут же отпрянул – она не могла видеть кончика меча, но поняла, что тот у самой ее шеи.

«Какого черта он медлит!» – крикнул про себя Сергей.

Тысячи зрителей смотрели на эту сцену и не смели произнести ни звука.

– Нет! Единственная во всей Вселенной ты удостоилась такой чести, и, в этот величайший для тебя миг, должна сама! – в глазах Герцога загорелся огонь торжества. – Иди ко мне!

Вздрогнув от ужаса, Лита сделала неуверенный шаг вперед и меч вошел в ее горло. Она покачнулась. Герцог потянул оружие и швырнул его в небо, где меч пропал. Затем Герцог обратил свою волю на девушку, тунику которой залила кровь, его воля подняла Литу в воздух и уложила в углубление жертвенного камня, так, чтобы драгоценная красная жидкость потекла по желобкам. Руки Литы сами потянулись к ране на шее, но воля Герцога заставила девушку сохранить неподвижность.

– Все хорошо! – шепнул ей Сергей, мысли которого путались, как в бреду. – Держись! Я здесь.

– Почему ты… – Лита прервалась, отвлеченная болью, а Герцог, продолживший ритуал, посмотрел на нее удивленно – он не мог слышать Сергея, но ответ Литы дошел до его сознания.

– Держись… – повторил землянин. Он начал действовать: наполнил тело девушки энергией, заставил ее сознание продолжить борьбу за жизнь, застопорил кровотечение и затянул ткань артерий. Все, что он делал с помощью Короны, происходило интуитивно – как решалась сама задача, Сергей не знал – он направлял волю на хлещущую из шеи любимой кровь, желая, чтобы та свернулась, и кровь засыхала. Корона сама находила инструмент и способ.

– Тебе больно? – прошептал Сергей.

– Уже нет… – сознание Литы успокаивалось. – Где ты…

Почему так хочется спать?..

Теперь Герцог внимательно посмотрел ей в глаза, стараясь проникнуть в слабеющий, как он думал, разум. В это время над Площадью бушевала музыка, драконы танцевали, хлопая по плитам тяжелыми лапами, Хранители кружились в бешенном ритме, зрители качались и ревели в экстазе…

– Ты умираешь, девочка. – мягко пояснила мысль Герцога, когда в сознании Литы он обнаружил опустошение и страх, на самом деле, внушенный ему самому Сергеем. – Ты станешь свободной!

Герцог видел, как кожа австрантийки побледнела, грудь упала, и глаза закрылись, но Лита не умирала, ее ткани, незаметно для посторонних глаз, наоборот стремились восстановиться, питаемые внешними силами.

– Сейчас ты уснешь. – сказал ей Сергей. – Все в порядке…

Я разбужу тебя в своем мире… Спи!..

Австрант сделал свои пол-оборота к солнцу, и над океаном, окружавшим Рагону, забрезжил рассвет, когда Праздник Тьмы наконец закончился, и лодки с погруженными в состояние едва ли не наркотической эйфории подданными герцогства двинулись к материку, сражаясь с течением.

Площадь словно умерла. Драконы пропали, свет башен иссяк, золото лат расходящихся в строгом порядке легионеров потускнело. Первые утренние птицы расправляли крылья высоко в светлеющем небе, их пение соединялось с плеском волн о камни Рагоны и с ударами весел молчаливых гребцов. Утро наступало обычным и красивым, принося прохладу с каплями росы и успокоение разгоряченным сердцам и душам.